Понятно, что такое отношение к русским людям, которые как никогда нуждались в поддержке и были вынуждены не от хорошей жизни скитаться по всему свету, глубоко задело Беляева. Он понял, что в благополучной Аргентине каждый стоит сам за себя. А старая диаспора хоть и держится сплочённо, но со временем всё больше и больше воспринимает местные обычаи. Сам Буэнос-Айрес – огромный город, населённый выходцами со всех уголков планеты, способствует смешению, взаимопроникновению и, в конечном счёте, растворению в многоликой толпе. А это значит, что каждое последующее поколение всё больше будет аргентинцами, и всё меньше – русскими.

Сама мысль о том, что русские затеряются среди других народов, словно горсть песчинок на пляжах Буэнос-Айреса, противоречила той идее, которую лелеял Беляев на протяжении нескольких лет. После побега из России его мысль о запасных батальонах органично и естественно переросла в мысль о «Русском очаге» – некой Земле Обетованной, где рассеянные по всему миру русские смогут собраться воедино для того, чтобы всем вместе трудиться, жить, сохраняя свои обычаи и помогая друг другу. Главной целью было воспитывать детей в русских традициях и с любовью к далёкой Родине. Беляев стремился ни много ни мало сохранить русский дух, религию, культуру и генофонд русской нации. А сделать это можно было лишь вдали от искушений и соблазнов большого города.

Наконец, удача улыбается Беляеву: в газетах рапортуют, что смута в Парагвае позади, а консул сразу же меняет свой тон.

– О, сеньор! Мы так рады, что вы и ваша сеньора изъявили желание пожить в нашей бедной, но чудесной стране. Мы рады любой помощи, особенно со стороны военного специалиста! Приезжайте, такому знающему человеку, офицеру из России всегда найдётся у нас место!

И вот уже пароход «Берна» везёт Беляевых к конечной точке их затянувшегося на несколько лет путешествия. Мутные воды реки Параны с каждым часом приближают их к новому дому.

Пока почтенная чета держит свой путь к Асунсьону, настало время чуть подробнее поговорить о самом Парагвае, потому что без краткого экскурса в историю этой страны дальнейшие события могут показаться не совсем понятными.

Сейчас в это сложно поверить, но в 60-е годы XIX века Парагвай считался одной из самых развитых стран Латинской Америки. Именно здесь была проложена первая на континенте железная дорога, а также был спущен на воду первый стальной пароход. Активно росла производительность, развивались фабрики, строился телеграф. Естественно, что при растущих темпах производства рос и объём товара, который требовал рынков сбыта. Это обстоятельство подтолкнуло правительство Парагвая к осознанию необходимости поиска выхода на международный рынок, путь к которому лежал через океан. Достаточно лишь посмотреть на карту, чтобы понять: зажатый в центре континента Парагвай не имеет доступа к побережью. Соответственно, появилась задача «прорубить окно в Европу» путём завоевания недостающей земли на берегу океана у соседней Бразилии.

Справедливости ради стоит отметить, что покушение на чужую территорию было далеко не единственной причиной начала конфликта. Войны вообще редко разгораются по какой-то одной причине. Но в целом можно с уверенностью утверждать, что в этом случае непомерные амбиции Парагвая привели к самому кровопролитному, беспощадному и бессмысленному вооружённому конфликту в истории Латинской Америки.

В результате Парагвай был полностью разгромлен силами Тройственного союза Бразилии, Аргентины и Уругвая, так что сама его государственность была поставлена под вопрос. Красноречивее всего говорят сухие цифры: по некоторым подсчётам, взрослое мужское население Парагвая сократилось на 90 %, а население в целом сократилось с 1 300 000 до 221 000 человек. В современном мире сказали бы, что по отношению к парагвайцам имел место самый настоящий геноцид. Страна оказалась отброшенной назад на много десятилетий и скатилась до уровня самых бедных стран континента. Теперь становится понятным, в каком положении находился Парагвай в начале ХХ века и почему он так отчаянно нуждался в грамотных специалистах во всех областях. Однако желающих ехать в небогатую страну было немного.

Бывшего офицера русской императорской армии сразу же определили преподавателем фортификации и французского языка в Военную школу с окладом 5000 песо. На это жалование можно было безбедно существовать, снимая квартиру, и даже при желании нанять прислугу. Вообще жизнь в Асунсьоне приглянулась Беляеву не только своей дешевизной, но и размеренной патриархальностью, которая сближала парагвайскую столицу с уездными городками старой России. Можно сказать, Беляев заново влюбился в Парагвай, стоило ему только сойти на его берег. «Он» и «она», как старые знакомые по переписке, никогда не видевшие друг друга, наконец-то встретились и поняли, что ждали этого момента не зря.

Картина Хуана Мануэля Бланеса «Парагвайка», представляющая собой аллегорию разорённого Парагвая

В то же время, несмотря на всю радость от долгожданной встречи, у каждой из сторон имелись свои интересы по отношению друг к другу. К счастью, они не были взаимоисключающими. Беляев мечтал воплотить в жизнь идею «Русского очага», который, как Ноев ковчег, мог бы взять на свой борт и спасти от неизбежного растворения в толпе других народов каждого, кто хотел оставаться русским, о чём в своих дневниках ясно сказал сам Беляев:

«Я мечтал об одном. В море продажного разврата и растления я надеялся найти горсть героев, способных сохранить и взрастить те качества, которыми создалась и стояла Россия. Я верил, что эта закваска, когда совершится полнота времён, когда успокоится взбаламученное море революции, сохранит в себе здоровые начала для будущего. Если нельзя было спасти Россию, можно было спасти её честь».

Удалённый от шумных городов и от соблазнов современного мира Парагвай с его тёплым климатом как нельзя лучше подходил для замыслов Беляева. От себя лишь добавим, что в целом утопическая идея «Русского очага», на наш взгляд, причудливо переплетается с образом народной культуры – Беловодьем. В поисках этой мистической страны счастья, где все равны, нет ни богатых, ни бедных, а все живут вольно, по заветам отцов, многие русские крестьяне уходили из своих деревень целыми семьями. Бежали в Беловодье от разных напастей – злых помещиков, неурожая, бесправия и притеснений. Поэтому, когда читаешь мемуары Беляева, невольно приходишь к мысли, что образ «Русского очага» возник из самых глубин русского мировоззрения и мировосприятия.

Столица Парагвая г. Асунсьон, 1920-е годы

Парагвай, в свою очередь, не возражал против въезда в опустевшую страну русских эмигрантов при одном основном условии – Беляев должен был поручиться, что въезжающие в страну никогда не были связаны с «красными». Коммунистической идеологии в то время во многих странах боялись, как чумы в Средневековье. Во всём остальном Парагвай лишь выигрывал от притока людей – будь то крестьяне или специалисты, обученные тем или иным профессиям. Последним в Асунсьоне были особенно рады. К несказанной радости Беляева власти Парагвая обещали назначить каждому русскому, обладающему познаниями в области точных наук и готовому преподавать в Парагвае, солидное жалование размером от 5000 до 7000 песо. К слову, президент страны в то время получал 15 000 песо.

И всё это звучало весьма привлекательно, если бы не ещё одно «небольшое» условие. Дело заключалось в том, что вплоть до начала 30-х годов ХХ столетия целых 60 % территории Парагвая оставалось неисследованным. На картах так и значилось: «Неисследованная земля». Причём эта терра инкогнита начиналась фактически сразу за пределами столицы, по ту сторону реки Парагвай. Можно сказать, что именно эта река служила естественной границей между освоенными и неосвоенными землями. Эта таинственная местность носила название Чако Бореаль, что в переводе с испанского и языка индейцев кечуа означало «Северное охотничье поле».

Достоверно было известно лишь то, что территория эта мало пригодна для жизни в силу резко континентального климата, труднопроходимых зарослей из дикого кустарника и низкорослых деревьев и огромного количества москитов и ядовитых змей. Насколько спокойным и приветливым казался Асунсьон, настолько непредсказуемыми и опасными представлялись леса и пустоши по ту сторону реки. Но больше всего жителей Парагвая пугали слухи о населявших этот регион кровожадных диких индейцах. Причём для этих слухов действительно имелись весомые основания.

Первая экспедиция направилась в Чако Бореаль под предводительством француза Жюля Крево ещё в 1881 г. Ни один из 55 членов экспедиции так и не вернулся. Аналогичная судьба постигла последующие экспедиции американца Джона Пойджа и аргентинца Рамонта Листа. Непроходимый лес как будто поглощал в себя любого, кто осмеливался войти в него.

С таким раскладом про это опасное место ещё долго бы не вспоминали, если бы не одно важное обстоятельство. Северный сосед Парагвая Боливия нашла на своей территории, граничащей с Чако Бореаль, нефть. Учитывая место этого открытия, боливийцы решили, что чёрное золото может быть найдено и южнее. Всё, что им оставалось, – это тщательно исследовать неизвестный регион, а затем всего лишь немного перекроить карту Южной Америки. Никто же не станет разбираться – где именно проходила граница на территории, которая даже не нанесена на карту! Конечно, открыто никто о таких планах не заявлял, но в целом намерения соседа были весьма прозрачными. Таким образом, Парагваю предстояло вступить в игру на опережение – кто первым закрасит последнее белое пятно на карте Южной Америки, тот и получит ценный приз в виде нефти.