Особенно значительными были успехи Российской Империи в восстановлении русского самосознания белорусов. В 1830-е годы было произведено воссоединение с Русской Православной Церковью западнорусских униатов. В 1860-е, после польского мятежа деятельностью крупнейшего государственного деятеля русского направления М.Н. Муравьева были отброшены оказавшиеся затратными и бесполезными попытки русифицировать русофобствующую польскую шляхту. Правительство сделало ставку на этнически русских крестьян – белорусов и великороссов-старообрядцев и именно они смогли помочь ему подавить мятеж.

Действия Муравьева в союзе с русскими крестьянами воспринимались как своего рода подлинная освободительная война русских против чужой власти, хотя и ведшаяся в специфических условиях, когда край отвоевывался не у внешнего, а у внутреннего противника. Муравьев сыграл для русских в 1860-е годы роль, в чем-то сравнимую с ролью Бисмарка. И тот и другой «железом и кровью» объединяли нацию. И тот и другой вели борьбу с трансграничностью католицизма, с той, впрочем, разницей, что Бисмарк подавлял католицизм у самих немцев, Муравьев же расцеплял католицизм поляков и православие русских, осуществлял «разбор оспариваемой паствы», проводя четкую цивилизационную границу.

Политика Муравьева, поддержанная крупнейшим национальным публицистом – Катковым и поэтом Тютчевым сыграла виднейшую роль в становлении русского национального самосознания эпохи и развитии русского национализма. И могла бы сыграть еще большую, если бы у императора Александра II существовала большая доверенность к этому государственному деятелю, подобная той, что была у кайзера Вильгельма I к «железному канцлеру». Увы, тут русскому национализму не повезло – император находился под преимущественным воздействием либерально-западнических веяний или влиянием аристократических кругов, проявлявших солидарность с польской шляхтой против русского мужика и сделавшего на него ставку «красного» графа.

Русский национализм исторически развивался как интегрирующий империю державный патриотизм с отчетливым культурным и религиозным акцентом. Этнический аспект актуализовался при споре о главенствующей роли русских внутри империи. Это отчетливо проявлялось в обсуждении остзейского и польского вопросов. Ставший на ноги и получивший голос благодаря гласности в пореформенной печати русский национализм категорично настаивал на том, что Русский Царь – это царь, прежде всего, русской нации.

«Русский государь родился, вырос на русской земле, он приобрел все области с русскими людьми русским трудом и русской кровью. Курляндия, Имеретия, Алеутия и Курилия суть воскрылия его ризы, полы его одежды, а его душегрейка есть святая Русь. Видеть в государе не русского, а сборного человека из всех живущих в России национальностей, это есть такая нелепость, которую ни один настоящий русский человек слышать не может без всякого негодования» – подчеркивал в 1864 году историк-панславист М.Н. Погодин.

Россия XIX – начала ХХ вв. была обширной и весьма разнородной империей, которая охватывала многочисленные народы разных языковых и религиозных групп, стоявшие на разных уровнях социального и экономического развития, от первобытного до буржуазного. В ней имелись такие проблемы как польская – проблема поглощенного империей развитого соседнего национального государства, еврейская – проблема многочисленной компактно расселенной неассимилированной (и неассимилируемой в полной мере) диаспоры, украинская – попытки сформировать из части русских отдельный этнос с притязанием на собственную государственность, старообрядческая – искусственная оторванность части русского народа от господствующей церкви в результате спорной реформы XVII века.

Идеологией как центральной власти России, самодержавия, так и националистической элиты, а также значительной части бюрократии было превращение России в современное национальное государство в котором центростремительные тенденции господствуют над центробежными иноэтническими и иноцивилизационными силами. Именно такую политику проводило правительство «русификатора всея Руси» Александра III, сочетавшего установку на русификацию окраин, на внутреннее своеобразное культурное развитие и на полноценную индустриализацию, сопровождавшуюся увеличением инфраструктурной связанности страны.

«Россия для русских и по-русски» – было для императора реальной программой. Опираясь на возраставшую благодаря продуманной политике индустриальную мощь и готовившуюся к введению в начале ХХ века систему всеобщего образования правительство, готовилось решить задачу трансформации России в современное национальное государство.

Однако Россия была разорвана внутренними социальными противоречиями раньше, чем успела решить свои национальные задачи. Элита российского общества, дворянство и становящаяся буржуазия, представляла собой высокоразвитую европейскую нацию в точном смысле слова – с высоким уровнем образования, развитой духовной культурой, поражавшей мир исключительными творческими достижениями, научной и технической мыслью и политическими притязаниями на управление страной вместе с самодержавием (или вместо него). Русский национализм был для значительной частью этой имперской верхушки, включавшей несколько миллионов человек, естественной и логичной идеологией, хотя в радикально настроенных кругах, – среди социалистов и либералов был популярен и космополитизм, интернационализм, или национализм других наций.

Однако ниже уровня этой имперской гражданской нации располагалось более 100 миллионов русских крестьян, представителей простонародья из других этнических групп, чьё политическое, культурное и национальное сознание было довольно примитивно. Разумеется, представлять русского крестьянина дикарем не было никаких оснований – он имел собственное нравственное мировоззрение, набор общественно-политических убеждений и предрассудков, оригинальный взгляд на внешнюю политику, в основе это была традиционная иерархическая картина с царем-батюшкой в центре и Богом на Небе.

Однако этот образ мира русского трудящегося большинства, составлявшего в России гораздо больший процент населения по сравнению с верхушечной нацией, постоянно подвергался эрозии благодаря влиянию «модерной» верхушечной нации, значительная часть которой увлечена была либеральными и социалистическими идеями, натравливала трудящихся на самодержавие и православие. При этом для либералов западничество стояло на первом месте по сравнению с национальными ценностями, а социалисты и вовсе отрицали национальное начало.

Для защиты крестьянской массы от этого разлагающего влияния правительство под влиянием К.П. Победоносцева выбрало ошибочную ставку на «народный инстинкт», который должен был делать русского человека подсознательно приверженным к консервативным началам. А чтобы сохранить это инстинктивное восприятие, широкие массы следовало не тревожить чрезмерной грамотностью и образованием. В результате к полосе революционных потрясений большая часть русского народа подошла не в достаточной мере осознавая свои долгосрочные экономические, социальные и политические интересы, оставаясь податливой на пропаганду агитаторов.

Правительство Российской Империи все больше отождествляло себя с национальными русскими ценностями. Сторонником русского православного консерватизма был император Николай II, активно разворачивалась деятельность организаций русских националистов, как правоконсервативных, так и центристских и умеренно либеральных. В рамках национальных организаций нащупывались пути сближения верхушечных националистов и русской крестьянской массы, особенно в регионах с напряженной этнической обстановкой. В.В. Шульгин в «Годах» ярко описывает механизмы заключения русскими крестьянами и помещиками на Волыни блока против польских помещиков на выборах во вторую Государственную Думу.

В 1912 году Дума приняла закон о выделении из состава Царства Польского Холмской Губернии, имевшей преимущественно русское православное население. Это был символический рубеж – этнорелигиозный фактор был поставлен выше политикогеографического. Еще более последовательно этноцентричной, ориентированной на предоставление привилегий русским, был законопроект о земствах в Западном крае, проводившийся П.А. Столыпиным вопреки сопротивлению не только левых, но и правых в Думе и Государственном Совете.

«В этом законе проводится принцип не утеснения, не угнетения нерусских народностей, а охранения прав коренного русского населения, которому государство изменить не может, потому что оно никогда не изменяло государству и в тяжелые исторические времена всегда стояло на западной границе на страже русских государственных начал», – говорил Столыпин в своей последней речи перед Думой 27 апреля 1911 года.

Деятельность Столыпина была настоящим русским национализмом у власти. О премьере не случайно говорили «в нём русское было центром всего». Это касалось как идеологии, которую он провозглашал с думской трибуны: «Народы забывают иногда о своих национальных задачах; но такие народы гибнут, они превращаются в назем, в удобрение, на котором вырастают и крепнут другие, более сильные народы». Премьер подчеркивал, что «власть есть хранительница государственности и целости русского народа».

Не менее важна чем идеология была его социальная программа – создание сильного, образованного, независимого русского крестьянина-предпринимателя, который сознательно отождествляет свои кровные интересы с устойчивостью национального и государственного порядка страны. Столыпин предпринял огромные усилия для того, чтобы перевести многомиллионную массу русского народа в состав современной модерной нации. К сожалению, ему не хватило на это времени. Убийство премьера-националиста, социальный кризис и коллапс государства на долгие десятилетия прервали традицию прорусской этнической политики.

В Первую мировую войну русская нация вступила в состоянии полупереваренного, недовершенного массового национального сознания. В результате квазипатриотическая демагогия, обвинения в непатриотизме, оказались опаснейшим орудием «прогрессивной» верхушечной прослойки и ее политиканов, таких как Гучков и Милюков, в борьбе против монархии. Мнимая «немецкость» династии, мнимая «измена» императорской фамилии, лицемерная шпиономания со стороны тех, кто сам не брезговал иностранными деньгами на распад русской государственности, стали мощным инструментом расшатывания народного доверия и подрыва государства. Страна расплатилась коллапсом за недоделанность национального сознания, когда массы усвоив негативное содержание национальных лозунгов – «свои против чужих» не усвоили принципов национальной солидарности, взаимного доверия и взаимной поддержки.