И все эти черты ярко и выпукло присутствовали в истории России XV–XVII вв.
Совпадение политонима и этнонима налицо. Россия=Русь=Русская Земля=люди русские все это однозначно воспринимается как имеющее вполне определенную политическую локализацию и относящееся ко вполне определенному народу. Понятия «Москва», «московиты» используются только иностранцами.
Ирредентизм выражен в политике великих князей и царей Московских в высшей степени сильно. «Князь хочет вотчины свои – земли русские» – такова политика Василия III. Внутренняя ирредентистская политика проводится предельно последовательно. Внешняя ирредентистская политика заточена прежде всего против Польши-Литвы и обосновывается историческими, вероисповедными и этническими аргументами – Русские земли – это отчина русских князей, населенная православными русскими людьми.
Установка на неприятие внешней этнократии выразилась со всей определенностью в эпоху Смутного Времени. Нежелание терпеть на престоле польских ставленников и польских оккупантов в Кремле, несмотря на любую их формальную легитимность» была важнейшим двигателем событий Смуты к порогу победы над нею. При этом в посланиях Пожарского и Минина четко проводится различение между внешними врагами и русскими ворами – как двумя разными типами противников национального движения.
Земские соборы были для своей эпохи весьма добротной зачаточной формой национального представительства. Они были всесословны и всеземельны, их голос воспринимался именно как совет всей земли.
Безусловно имела место единая субъектность во внешней торговле. Государство быстро взяло ее в свои руки и поставило под жесткий контроль. В определенных кризисных ситуациях, например когда надо было спасать финансовую систему после медного бунта, национальная внешняя торговля действовала как единое целое под контролем государства. При этом с середины XVII века начинает проводиться хотя и не последовательная протекционистская политика по отношению к русскому купечеству, меры по защите его от иностранной конкуренции.
Национальная церковная организация была одним из ранних достижений в становлении русского государства. Автокефалия 1448 г. сформировала эту организацию, а затем она бдительно охранялась, будучи закреплена в 1589 г. с установлением патриаршества. Интересно, что закат раннего русского национального государства начался тоже в церковной сфере – с Большого собора 1666 г. – и его одновременными клятвами на старые обряды (осуждение национальной церковной традиции) и осуждением Никона судом восточных патриархов (признание внешнего суверенитета в духовных делах).
Идеология национального изоляционизма/исключительности также была сформирована в доктрине последователей Иосифа Волоцкого. «Русская земля благочестием всех одоле». И там же и доктрина III Рима старца Филофея, которые многие ошибочно считают мессианистской. На самом деле это была изоляционистская доктрина, суть которой «не нужно православному царю Московскому любой ценой, перенапрягая силы, отвоевывать Константинополь – отныне Русская Земля – это Третий Рим и это её интересы и есть политические интересы православия».
Русское национальное сознание продолжало опережать западноевропейское и на следующих этапах. Благодаря Жанне д’Арк французы додумались до того, что англичане не имеют прав на прекрасную Францию. Столетняя война сыграла огромную роль в становлении национального самосознания европейских народов – достаточно сравнить два варианта одной и той же хроники знаменитого Фруассара, написанные с разницей в несколько десятилетий и посвященные одним и тем же событиям – в первом варианте все проникнуто идеей рыцарства, во втором – понятием о национальности. Один и тот же поступок сперва трактовался Фруассаром как совершенный согласно правилам чести, потом же как присущий природе англичан или французов.
Но несмотря на это противопоставление, невозможно себе представить, чтобы в XV и начале XVI века французский или английский король обосновывал свои притязания на ту или иную территорию национальным принципом, чтобы он не защищал свои владения, а требовал передачи чужих, ссылаясь на то, что «там живут французы». Между тем, едва освободившись от ордынских пут, Россия начинает ирреденту русских земель. Польско-Литовское государство и Ливония мыслятся как похитители «вотчины» доставшейся русским князьям от предка – князя Владимира.
Когда Иван III требовал земли Западной Руси, захваченные Литвой, в частности Киев, он подчеркивал, что требует назад русскую землю по праву русского государя:
«Русская Земля вся с Божьей волею из старины от наших прародителей наша отчина; и нам ныне своей отчины жаль, а их отчина Лятская земля да Литовская; и нам чего деля тех городов и волостей своей отчины, которые нам Бог дал, ему отступатись? Ано не то одно наша отчина, коя городы и волости ныне за нами: и вся Русская Земля Киев и Смоленск и иные городы, которые он за собою держит в Литовской земле с Божей волею из старины от наших прародителей наша отчина».
Послам Папы, стремившимся заинтересовать Василия III войной с далекими турками, бояре отвечают: «князь великий хочет вотчины своей земли Русской». За этими требованиями неизменно следовали поражавшие европейских дипломатов развернутые исторические объяснения прав Русского государства.
«Русские дипломаты умело пользуются своей исторической ученостью и создают сложную теорию власти московских государей, высоко поднимавшую авторитет русского монарха… Это была творческая политическая идеология, направлявшая политику Русского государства по пути защиты национальных интересов, национальной культуры в сложной среде европейской цивилизации», – отмечает Д.С. Лихачев в работе «Национальное самосознание Древней Руси».
Русское самосознание было при строительстве государства чрезвычайно важным фактором. Францию столетиями приходилось собирать из разнородных кусков. Иван III и Василий III за полвека собрали все русские земли за пределами Литвы и в них не обнаружилось никакого сепаратизма. Всего 70 лет спустя после присоединения к Московскому государству Псков выдерживает осаду Стефаном Баторием ощущая себя как органичная часть единого Русского государства. Ни в ходе Ливонской войны, ни в ходе Смуты Новгород не пытается воспользоваться возможностью для сепаратистских поползновений – новгородская измена очевидно корениться лишь в воспаленном тираническом мозге Ивана IV. Не редкие в этих городах городские восстания никогда не носят сепаратистской окраски, свидетельствуя, что полисное начало в них укоренилось куда глубже, чем сепаратно-государственное. Ничего не слышим мы ни о тверском, ни о рязанском сепаратизме…
В Европе в эту эпоху царит дух религиозных войн. Битва католиков и протестантов едва не уничтожает зарождающиеся первые признаки национального самосознания. И лишь ужас и отвращение то того, что соплеменники, говорящие на одном языке, делают друг с другом, укрепляет национальное самосознание поверх религиозных границ. Европейские нации во многом выросли на отрицании религиозного раскола – и это была позитивная и объединяющая сторона европейского национализма. Но в нем было и немало по-гречески партикулярного, слишком часто национальная неприязнь была направлена на ближайшего соседа и формировала нацию именно через эту враждебность. Что бы были французы без вражды к англичанам, немцам, испанцам.
В начале XVII века русская нация доказала, что не только существует, но и способна к самостоятельным организованным действиям даже в отсутствие монарха-суверена, русские общины смогли восстановить государственность и монархию в условиях политического распада.
Восстановление родины начинается с громкого патриотического слова – с посланий патриарха Гермогена, зовущих Русь к сопротивлению ворам и захватчикам, с посланий нижегородского ополчения звавших «стоять вместе против общих врагов и русских воров, что новую кровь в государстве всчинают». Именно патриотическое слово и национальное самосознание стали тем восстанавливающим веществом, которые возродили Россию в тот момент, когда её государственность была смолота в труху.
Эта борьба осознавалась как борьба за национальное, а не только за государственное начало. Как писали в 1611 году в Москву из осажденного Смоленска: «в то время на Москве русские люди возрадовались и стали меж себя говорить, как бы во всей земле всем людям соединитись и стати против литовских людей, чтобы литовские люди из всее земли Московские вышли все до одново».
И вот Хронограф 1617 года описывает собор, утвердивший новую династию, давая картину единства нации: «От предела российской земли и до её окраин народ православный, малые люди и великие, богатые и нищие, старые и юные обогатились богатым разумом, от всем дающего жизнь и светом добромысленного согласия все озарились. Хотя и из разных мест были люди, но в один голос говорили, и хотя несогласны были удаленностью житья, но собрались на единый совет как равные».