Однако самые большие привилегии ожидают сильных мира сего за пределами столицы. Советские лидеры и их семьи располагают целыми дачными комплексами, расположенными в уединенных местах; правда, ни один из них не может соперничать с роскошными резиденциями Никсона в Палм Бич и Калифорнии, но тем не менее эти дачи позволяют Брежневу наслаждаться мягким климатом Крыма или Пицунды на берегу Черного моря, живительным воздухом Центральной России, где в охотничьих поместьях, в районе Завидова, советские лидеры, как в далекие времена немецкие бароны, приятно проводят время и развлекают зарубежных гостей (вроде Генри Киссинджера) охотой на кабанов; умиротворяться тишиной уединенного сосняка в окрестностях Минска, где Брежнев принимал, например, французского гостя Жоржа Помпиду, или развлекаться в современных финских домиках из тика и стекла в государственном пансионате близ Ленинграда. Практически в Советском Союзе любой крупный центр, да и многие менее крупные, имеют свои специальные государственные резиденции для элиты или высокопоставленных гостей. Эти резиденции расположены вдали от посторонних взглядов, где-нибудь в стороне от дороги, за забором, в сосновой или березовой роще.
Однажды в Западной Сибири нас, группу американских репортеров, разместили в пансионате вблизи малопривлекательного нефтяного поселка Сургут; в этом пансионате отдыхал до нас председатель Совета Министров СССР Косыгин. Дом был отделан в приятном сельском стиле, ничем не напоминающем унылое однообразие поселков из сборных домов, построенных по соседству для семей рабочих; стены обшиты сосновыми панелями; двухкомнатные палаты просторны и светлы, с удобными кроватями и регулируемым освещением; правда, водопроводные трубы все-таки протекали. В столовой в изобилии подавались свежие фрукты и овощи — неслыханная роскошь в Сибири в эти ранние весенние месяцы.
Однажды я случайно встретился в поезде с дочерью Косыгина Людмилой Гвишиани, женщиной средних лет, и ее семьей; они ехали в какой-то правительственный дом отдыха в Латвии. Мы (Майк Мак-Гуайр из газеты «Чикаго Трибюн» и я разговорились с ее мужем Джерменом Гвишиани, известным специалистом по вопросам торговли между Востоком и Западом, с которым мне уже как-то пришлось встретиться на одной пресс-конференции. Мы непринужденно беседовали о торговле и советских курортах. Гвишиани, красивый, с иголочки одетый грузин, любитель хорошо скроенных костюмов и галстуков от Диора, вполне мог сойти, да и сходил, за крупного западного чиновника. Он доверительно сообщил мне, что его семья предпочитает пляжи и прохладную воду Балтийского побережья, так как сочинская жара плохо сказывается на его больной спине.
Во время нашей беседы, в нарушение существующих в Советском Союзе правил, семье принесли в купе обед из ресторана, который находился в шестом по счету вагоне от нашего. Мы скромно удалились, но едва мы вернулись в свое купе, выяснилось, что в качестве предполагаемых знакомых семейства Гвишиани и нам можно воспользоваться этой привилегией — заказать обед в купе; это, как нам любезно объяснили, входит в число услуг, предоставляемых Латвийской железной дорогой. Но когда на обратном пути мы попытались этой услугой воспользоваться, удивленная молодая проводница тут же нам отказала, объяснив, что
В Риге наши пути с семейством Гвишиани, естественно, разошлись. Мы оказались в беспорядочной привокзальной толпе, ожидавшей такси, и, в конце концов, потеряв всякую надежду, махнули рукой и отправились в гостиницу пешком. Гвишиани встречало пять человек: две женщины с букетами цветов и трое важных мужчин в темных костюмах, взявших на себя заботу об их багаже и безопасности (кстати, в поезде охрана казалась на удивление слабой). Гвишиани умчались в большой «Чайке» в дом отдыха Совета Министров, расположенный в уединенном месте в 32 км от кишащих людьми пляжей Рижского взморья. Мадам Гвишиани рассказала мне в поезде, что место это настолько уединенное, «что вы можете пройти сотни метров, общаясь с одной лишь природой». А это — немыслимая роскошь для большинства русских, обреченных на толчею, характерную для советских курортов и других мест отдыха.
В таких местах, как Крым и Кавказское побережье Черного моря, дачи некоторых членов Политбюро, особенно большой дом, построенный бывшим партийным боссом Украины Петром Шелестом, настолько роскошны, что это даже вызвало недовольство партийных чиновников более пуританского толка. Поскольку Крым входит в состав Украины, Шелест мог распоряжаться рабочей силой и строительными материалами, как душе угодно. Другие украинские лидеры тоже построили себе дачи на морском берегу. Однако один ученый, хорошо знакомый с этими местами, рассказал мне, что, подобно завоевателю из фильма о жизни в Южной Калифорнии, Шелест отхватил по соседству с роскошным Никитским ботаническим садом вблизи Ялты участок побережья около километра длиной, на котором он приказал украинским строителям возвести для себя просторный четырехэтажный дворец. Для его пляжа был специально привезен на грузовиках песок, доставлена обстановка, самое разнообразное оборудование и украшения для дома. Вдоль набережной была сооружена стена; среди тропической зелени в море сбегали волноломы; работники службы безопасности останавливали пловцов и гуляющих, не позволяя им приближаться к запретной зоне. Все это ученый увидел, бродя в этих местах во время своих посещений Ботанического сада.
Что бы там ни думали советские руководители о шелестовской роскоши, его лишили этой дачи только после того, как он был исключен из Политбюро и снят с поста, занимаемого на Украине. В этом отношении партийный «протокол» обычно беспощаден: лишился занимаемого поста — лишился и государственной дачи; правда, нет сомнения в том, что после этого Шелест в качестве замминистра тоже получил дачу, хотя и более скромную. Однако система функционирует и в противоположном направлении. В июне 1974 г., когда шли переговоры Брежнева с Никсоном, министр иностранных дел СССР Андрей Громыко смог похвастаться перед государственным секретарем США Генри Киссинджером, во время морской прогулки вдоль Крымского берега, своей новой «политбюровской» дачей в Ореанде. За 16 лет пребывания на посту министра иностранных дел он так и не получил дачи, которая полагается лицам, занимающим самые высокие посты, пока не стал членом Политбюро в апреле 1973 года!
Старый прославленный мастер партийной интриги армянин Анастас Микоян, продержавшийся, как говорят советские люди, «от Ильича до Ильича», т. е. от Ленина до Брежнева, и переживший и Сталина, и Хрущева, являет собой наиболее разительный пример нарушения правил распределения привилегий. Уволенный в 1965 г. в отставку наследниками Хрущева как его близкий друг, Микоян умудрился тем не менее сохранить за собой не только свою большую виллу вблизи Гагры на Черном море, где у него, как рассказывают, два плавательных бассейна, облицованных мрамором (один для пресной, другой для морской воды), но и огромный дом в Подмосковье — поистине княжеское имение, полное слуг, окруженное даже крепостным рвом, правда, не заполненным водой. Кстати, это поместье до революции принадлежало чрезвычайно богатому кавказскому купцу.
Слово «
Обычно дорогие частные дачи принадлежат известным в стране писателям, награждаемым премиями за их верноподданические писания, кинорежиссерам, композиторам и солистам оперы, которым это по средствам. Что касается самих партийных лидеров, то они бесплатно получают от государства большие дома с участками, занимающими целые гектары. Дачи этих деятелей ограждены высокими зелеными заборами, и, как говорил мне один москвич, русские с детства привыкают не подходить к ним слишком близко. Многие из этих дач расположены в стороне от дороги, ведущей к деревне Успенское, где предусмотрен общий для сотрудников всех иностранных посольств пляж на Москве-реке. К дачам элиты, прячущимся в сосновом бору, ведут подъездные дороги со знаком «Въезд запрещен», предотвращающим появление чрезмерно любопытных незваных гостей. Самых ответственных руководителей охраняют милиционеры в форме, стоящие у развилки дороги, чтобы зазевавшиеся водители не повернули случайно на подъездную дорогу, не говоря уже о том, что дальше в лесу прогуливаются охранники в штатском.
Москвичи видят во всем этом образе жизни такое издевательство над пропагандируемыми марксистскими идеалами, что они высмеяли его в одном анекдоте о Брежневе. Этот анекдот возник в бытность мою в Москве, когда еще была жива мать Брежнева. В нем рассказывалось, что сын, желая похвастаться тем, как он преуспел в жизни, пригласил мать из Днепропетровска (на Украине) и показал свою просторную городскую квартиру, но старая женщина казалась растерянной и даже несколько испуганной. Тогда Брежнев позвонил по телефону в Кремль, вызвал свой «ЗИЛ», и они покатили на усовскую дачу, которой прежде пользовались Сталин и Хрущев. Сын водил ее повсюду — показывал каждую комнату, огромный прекрасный участок, а она по-прежнему молчала. Тогда он вызвал свой личный вертолет и доставил ее в свой охотничий домик в Завидово. Там он привел ее в банкетный зал, с гордостью продемонстрировал свой большой камин, свои ружья, показал все, вплоть до последней мелочи, и не в силах далее сдерживаться спросил умоляюще: «Скажите, мамаша, что Вы об этом думаете?» «Ну, — сказала она, поколебавшись, — все это хорошо, Леня. А что, как красные вернутся?»
Среди мягких холмов к западу и юго-западу от Москвы расположилось несколько крупных дачных комплексов. Самым широко известным из них за границей является, пожалуй, писательский поселок в Переделкино, где жил и работал Борис Пастернак и популярный детский писатель Корней Чуковский; где «Правда» имеет целую сеть дач для своих ведущих редакторов; где у Виктора Луи, которого на Западе считают агентом советской разведки по особым поручениям, большой внушительный двухэтажный дом с огромным камином, в котором может поместиться целое бревно, сауной, со стенами, увешанными иконами, с теннисным кортом, превращаемым на зиму в каток; где Андрею Вознесенскому и Евгению Евтушенко Союз писателей предоставил каркасные дома и где стоит маленькая православная церковь, такая же красочная и самобытная и такая же неправдоподобно прекрасная, как собор Василия Блаженного на Красной площади.
На Николиной горе, километрах в 25 к западу от Кремля, в чудесном лесу стоят дачи академиков, журналистов, писателей и крупных ответственных работников, например, председателя Госплана Николая Байбакова. На крутом берегу, с которого виден пляж для дипломатов, расположены дома таких людей, как всемирно известный физик Петр Капица и детский писатель Сергей Михалков. Все эти поселки находятся в нескольких километрах один от другого, совсем рядом с Жуковкой, о которой Светлана Аллилуева, дочь Сталина, упоминает как о своем последнем доме в Советском Союзе.
Жуковка чарующе красива; она находится в самом центре дачной местности, где отдыхает политическая, научная и культурная элита. Эта местность как бы символизирует удивительную малочисленность верхушки советского общества. До тех пор, пока друзья не посвятили меня в секреты географии Жуковки, я неизменно поражался высказыванию москвичей о своем городе, как о «большой деревне». Эта бурлящая, полная энергии столица, этот восьмимиллионный промышленный город, в котором, как в Нью-Йорке, смешались столь многочисленные народы и расы, — деревня? Этого я долго не мог постичь. В конце концов, я понял, что имеется в виду: для тех, кто принадлежит к московской элите, очень многое, в том числе и передача всякой информации, происходит, как в маленьком городке, потому что все знают друг друга и давно связаны между собой. Для такого большого города, для такой огромной страны московская верхушка удивительно малочисленна. Это объясняется тем, что Москва представляет собой центр Советского Союза во всех отношениях, точно так же, как Лондон — в Англии или Париж — во Франции.
Американцам, воспринимающим Советский Союз как целый материк, вдвое превышающий по размерам Соединенные Штаты, это трудно понять. В Америке центр автомобильной промышленности находится в Детройте, кинопромышленности — в Голливуде, сталелитейная промышленность сосредоточена в районе Питсбурга, промышленность, связанная с использованием атомной энергии, — в Аламосе и Ок-Ридже, Вашингтон — политическая столица, а Нью-Йорк — центр финансовой жизни, издательств и телевидения. В Советском Союзе Москва — центр всей жизни во всех областях. Кроме того, если структуру западных обществ можно грубо изобразить в виде ромба с относительно малочисленной аристократией или элитой, образующей его верхнюю часть, с огромным, выпирающим в стороны средним классом в центре и вновь сужающегося книзу, то советское общество напоминает пирамиду с очень широким основанием, с более узкой серединой и заостренным концом. На деле существует не одна, а много пирамид — по одной в каждой области, — сходящихся в вершине, ну, а те, кто на вершине, — все встречаются в Жуковке.
Жуковка настолько неимпозантна, что неискушенные иностранцы проезжают мимо, не задерживаясь, не замечая ничего, кроме некоторого числа типично русских деревенских бревенчатых изб с уборными в огородах. Единственной приметой, достойной внимания, является низкий, но необычно большой деревенский торговый комплекс, построенный из бетонных блоков, а рядом с ним — открытая стоянка для машин. Иностранных дипломатов и журналистов, которые пытались там остановиться и что-нибудь купить, решительно и быстро прогоняли неизвестно откуда взявшиеся милиционеры в формах. Непосвященных русских, случайно попадавших в этот магазин, поражало то, как он хорошо снабжается.
«Я увидела здесь сковородки, эмалированные кастрюли, французские и итальянские костюмы и всякие вещи, которых нельзя достать в Москве», — с удивлением рассказывала женщина средних лет. Магазин выстроен во времена Никиты Хрущева для элиты, дачи которой расположены в этих местах. Хрущев забыт, высмеян, и имя его никогда не упоминается в России официально, но оно продолжает жить каким-то косвенным, забавным образом… В среде жуковской элиты этот магазин и теперь называют «хрущевским».
Одной из причин обезоруживающе буколического вида Жуковки, производящей впечатление рядового колхоза, является то, что на самом деле она представляет собой не один, а целых три поселка. Проезжающий автомобилист или пеший турист мельком увидит то, что называется «деревней Жуковкой», находящейся по правую сторону от дороги из Москвы. По другую же сторону, в густом лесу, за веткой железной дороги, ведущей в столицу, прячутся еще два поселка с безликими названиями «Жуковка 1» и «Жуковка 2». Однако местные жители называют «Жуковку 1» «Совмин» (Совет Министров), а «Жуковка 2» известна как «Академическая Жуковка». Поселок «Совмин» — для членов Совета Министров и первых заместителей министров — окружен кирпичной с чугунными решетками стеной. Вход — только по специальным пропускам, и иерархия соблюдается строго. «Совмин», что, впрочем, не удивительно, постепенно разрастался и теперь представляет собой два поселка, один из которых (тот, что поближе к дороге) предназначается для менее высокопоставленных, но все же очень крупных деятелей, а другой — в более уединенном месте, в стороне от железнодорожных путей, — для самой верхушки.
Дачи распределяются в строгом соответствии с рангом и существующими правилами. Однажды один ученый с положением, рассказал мне о том, как его знакомый — высокопоставленное должностное лицо в научном мире — был назначен на пост заместителя министра; ему сообщили, что он получит правительственную дачу в «Совмине». Тот попытался учтиво отказаться на том основании, что купил себе уютный дом в одном из дачных поселков для ученых и что, несмотря на оказываемую ему честь, ему не хочется ни переезжать, ни отказаться от своей собственной дорогой дачи. Его строго одернули: «Вы что, хотите оскорбить
Иногда, в виде исключения, деятелям, занимавшим чрезвычайно высокое положение ранее, оставляют их дачи, даже лишив их прежних постов. Непреклонный Вячеслав Молотов, в прошлом министр иностранных дел и приспешник Сталина, ныне седовласый старик не у дел, до сих пор занимает дачу в «Совмине», как и внук Сталина, сын Аллилуевой, Иосиф, ставший врачом.