Получив известия о слабости неприятельского авангарда, Багратион решил сделать попытку пробиться через Могилев, для чего и был выделен 7-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Н. Н. Раевского, поддержанный кавалерией. Заночевав в нескольких верстах от Салтановки, утром 11 июля Раевский, взяв с собой 6-й и 41-й егерские полки и по одному батальону Орловского и Нижегородского полков, быстро выдвинулся к деревне, выбив из леса французских стрелков. Для быстроты передвижения пехотные батальоны даже оставили ранцы. Маршал Даву, считая, что имеет дело со всей армией Багратиона и располагая сравнительно небольшими силами, избрал оборонительную тактику, укрепившись на позиции между деревнями Салтановка и Фатово. Французский офицер оставил подробное описание этой позиции: «Налево у нас был Днепр, берега которого в этом месте очень топки; перед нами находился широкий овраг, в глубине которого протекал грязный ручей, отделявший нас от густого леса, и через него перекинут был мост и довольно узкая плотина, устроенная, как их обыкновенно делают в России, из стволов деревьев, положенных поперек. Направо простиралось открытое место, довольно бугристое, отлого спускавшееся к течению ручья.

Вскоре я прибыл к месту, откуда наши аванпосты перестреливались с неприятельскими, выставленными по ту сторону оврага. Одна из наших стрелковых рот поместилась в Деревянном доме у въезда на плотину, проделала в нем бойницы и сделала из него таким путем нечто в роде блокгауза, откуда стреляли по временам во все, что показывалось. Несколько орудий были поставлены наверху оврага так, чтобы стрелять ядрами и даже картечью в неприятеля, который попытался бы перейти его. Главные силы дивизии были построены в открытом месте направо от дороги и налево примыкали к дивизии Компана. Все было, таким образом, готово, чтобы отбить подготовлявшееся нападение» [110].

Генерал-майор И. Ф. Паскевич уточнял: «Мост при Салтановке был завален, и прорублены ружейные бойницы в стенах корчмы, лежащей на левом берегу оврага, прикрывавшего всю линию французов, мост при мельнице Фатовой был сломан, и в соседних домах также поделаны бойницы» [124, стр. 84].

6-й и 41-й егерские полки попытались с ходу перейти через ручей, но, встреченные ураганным артиллерийским огнем, остановились и завязали перестрелку с французской пехотой. Командир корпуса в своем рапорте упоминал о действиях егерей: «Храбрый господин полковник Глебов с 6 и 41 егерскими полками удерживал места противу неприятеля, который, под прикрытием своих батарей и благодаря крутизне нашего берега, переходил через болота в большом числе и силился согнать нас с нашего берега, но намерение его всегда обращалось егерями ему во вред» [129, стр. 181].

Раевский, оставив перед Салтановкой подошедшую 12-ю пехотную дивизию, послал Паскевича с 8 батальонами 26-й дивизии к Фатово; два батальона дивизии, несущие ранцы передовых подразделений, присоединились к отряду только к вечеру.

Паскевич очень подробно описал свои дальнейшие действия: «Я… повел все мои войска влево, в обход. На всем этом пространстве тянутся леса. Я должен был идти по тропинке, пробираясь между деревьев по три человека в ряд.

В половине леса я встретил наших расстроенных стрелков, отступивших от стрелков французских. Неприятель по этой же самой дороге обходил наш левый фланг. Стрелки моих первых батальонов остановили и опрокинули неприятельских. Я приказал гнать их до опушки леса и сам следовал с остальными войсками. Голову моей колонны составляли батальоны Орловский и один Нижегородский, за ними 12 орудий, потом Полтавский полк, еще 6 орудий и Ладожский полк с другим Нижегородским батальоном, 2 орудия и, наконец, кавалерия. Выходя из леса, я нашел стрелков, исполнивших мое приказание и у опушки перестреливавшихся с неприятелем, залегшим за малым возвышением перед дер. Фатовой. Позади их увидел я сверкание штыков двух французских колонн. Расстояние между ними было не более 60 сажень. Густой лес не позволял мне свернуть войска в колонну. Я принужден был, принимая вправо по отделениям, по мере выхода из лесу строить их фруктом у опушки. Перестрелка продолжалась. Чтобы построить взводы, я должен был выехать вперед за 30 сажень от неприятеля…

Лишь только два батальона были вытянуты в линию, я приказал полковнику Ладыженскому ударить с криком «ура» на неприятеля, гнать его до речки, опрокинуть на мосту и, заняв на той стороне первые дома, ждать моего приказания. Неприятель действительно был тотчас опрокинут и бежал более полутораста сажень до мосту. Видя, что батальоны переходят мост, я выдвинул 12 орудий на высоту и приказал Полтавскому полку под прикрытием этой батареи идти также на ту сторону [124, стр. 84, 85].

Орловский и Нижегородский батальоны, заняв Фатово, двинулись дальше, но неожиданно подверглись атаке лежавших во ржи французских батальонов. В последовавшей за этим суматошной схватке едва не было потеряно полковое знамя Орловского полка; русские в расстройстве отступили, а неприятель, перейдя ручей, внезапно оказался почти в тылу 26-й дивизии. Паскевич, остановив заколебавшийся было Полтавский полк, подтянул артиллерию и отбросил противника. Видя явное превосходство французов, он перешел к обороне и построил дивизию в устойчивый боевой порядок: два батальона развернулись в линию в центре, а остальные в батальонных колоннах прикрывали фланги и составляли резерв. В конце боя Раевский прислал на помощь Паскевичу батальон 41-го егерского полка.

Раевский только на слух мог оценить ход боя за Фатово. В своем рапорте Багратиону 20 июля он писал: «Я же, услыша… что огонь наш продвигается вперед, и, считая сию минуту решительной, став с генерал-адъютантом Васильчиковым и всеми мне принадлежащими штаб и обер-офицерами в первых рядах колонны, составленной из Смоленского пехотного полка, пошел к плотине; сей полк, отвечая всегдашней его славе, шел без выстрела с примкнутыми штыками, несмотря на сильный неприятельский огонь, с неимоверной храбростью, но, подходя к плотине, нашел… сильную колонну неприятельскую – тогда уже оставалось мне обратить мое стремление на оную; цепь стрелков Егерских, видя меня идущего впереди, единым же движением бросилась совокупно с моей колонной на неприятельскую, которая вся тотчас была уничтожена, при сей атаке полковой командир полковник Рылеев, отличивший себя необыкновенной храбростью, получил в ногу жестокую рану, а майор Шепелев убит, находившийся при мне штаб-ротмистр Маслов тяжело ранен и упал замертво, как и многие меня окружавшие… Я сам свидетель, как многие штаб-, обер– и унтер-офицеры, получа по две раны, перевязав оные, возвращались в сражение, как на пир…» [102, стр. 719–721].

Очевидно, в этот момент батальон французского 108-го линейного полка дрогнул и отступил от плотины, и, пока маршал Даву устраивал ему показательные ружейные учения под огнем, русская колонна шаг за шагом преодолевала плотину. Положение французов стало критичным, адъютант генерала Дессе отмечал: «неприятель между тем продолжал двигаться вперед, и каждый видел его полчища, проходящие уже овраг, на расстоянии половины ружейного выстрела. Вскоре принуждены были предупредить об этом маршала, который, страдая, как известно, сильною близорукостью, не заметил, какие успехи делает атака, и не подозревал о крайней важности положения. Он прекратил тогда учение, и это новое нападение русских, ставшее последним в этот день, было отбито, как и предыдущее по всей линии. Они отступили и исчезли в лесах, откуда вышли».

К этому времени превосходство позиции французов стало настолько очевидно, что Багратион, получив известия от Раевского, приказал корпусу отступать. Отступление начала 12-я дивизия, поставив в опасное положение полки Паскевича, который позже без лишней скромности и приписал весь успех удачного отступления себе: «Васильчиков остановил войска, скомандовал «вперед», и тут показались во всей силе дух русского солдата и дисциплина. Войска бросились на неприятеля, опрокинули его и опять заняли лес. Я поскакал к своим с тем, чтобы устроить отступление. Отойти, находясь в 100 саженях от неприятеля, при всех выгодах местоположения в его пользу, было дело нелегкое… Я приехал и нашел уже здесь два батальона, принесшие ранцы. Присоединив к ним 41-й Егерский полк, я сделал следующее распоряжение: пехоте построиться в кареях эшелонами и, пройдя лес, занять позицию, между тем всей артиллерии моей дивизии соединиться и удвоить огонь. Двум пехотным полкам – Ладожскому и Полтавскому – стать в опушке леса.

Дав время войскам устроиться, я приказал артиллерии сниматься по два орудия с фланга, оставив при входе в лес два орудия на дороге, прочим же на рысях проходить лес. Стрелкам дано знать, что когда снимутся два последних орудия, то они сами бросились бы назад и стали в опушке на флангах артиллерии. Точно в этом порядке было все исполнено. Неприятель, видя это нечаянное отступление, опрометью бросился на наших, но тут встречен был картечью двух орудий и батальонным огнем двух полков. Он остановился, и лес мы прошли так удачно, что я не потерял ни одного орудия.

За лесом была поляна и в 500 саженях деревня. На поляне я поставил полки в линию, устроил батарею и, когда последние стрелки наши оставили лес, а неприятель стал показываться, открыл огонь из всех орудии батареи. Тут я нашел, что 12-я дивизия удержала свою позицию и была на одной линии со мною. Мы продолжали отступать, прикрываясь конными фланкерами, и заняли высоты, позади нас находившиеся. Канонада не прекращалась. Неприятель остановился по выходе из леса. Ночью мы пошли на прежнюю свою позицию к Дашковке. Здесь мы оставались целый день 12-го июля… Неприятель не показывался» [124, стр. 87, 88].

Так или иначе, описанное отступление действительно может считаться образцом тактических действий отступающей пехоты и артиллерии.

В сражении при Салтановке русские войска, ведя активные наступательные действия, потеряли за 12 часов боя до 2500 человек, а французы, занимавшие укрепленные позиции, – в два раза меньше. В результате сражения Багратион был вынужден отсрочить соединение с 1-й Западной армией, но при этом марш армии стал более безопасным, так как Даву на время приостановил движение своих войск.