Между тем десятилетие хрущевской оттепели повлияло на саму номенклатуру, на особенности отношений в ее среде, на характер представлявшего ее начальника. Новый вождь Леонид Брежнев сам по себе не был человеком с характером диктатора, он вовсе не стремился объявлять каждого второго врагом народа и не собирался никого расстреливать. Брежнев показал себя вполне заурядным, безликим обывателем с ограниченным уровнем интеллекта и с завышенными примитивными амбициями по части званий, премий и наград. С таким набором качеств он вполне устраивал партгосаппарат в должности генсека. Говорить о каком-то экономическом, творческом, научном прорыве страны при Брежневе было, конечно, невозможно.
Изменения, произошедшие не только внутри номенклатуры, но и в российском общественном сознании за время хрущевского десятилетия, также повлияли на проводимый политический курс. Изменения сделали возвращение к сталинским нормам и сталинской практике невозможным. Само упоминание имени Сталина, впрочем, как и имени Хрущева, на 20 лет попало под полный запрет. Зато Ленин превратился в вечно живое божество. Брежнев и его окружение не собирались возвращаться к закручиванию политических гаек, как не собирались и продолжать путь умеренной либерализации. Массовые аресты заменили точечные репрессии, в тюрьмы отправляли сотни и тысячи, но не сотни тысяч гражданских активистов. Срок наказаний также уменьшился, вместо сталинских 20–25 лет теперь давали 7—10 лет. Появилась и распространилась новая форма репрессий – политическая психиатрия: участников сопротивления объявляли страдающими вялотекущей шизофренией, недугом, не известным мировой психиатрии. Страна почти на полтора десятилетия попала в полосу, названную с уходом Брежнева периодом застоя.
Народ против застоя. Публичным стартом новой, реальной брежневской политики в области идеологии стал судебный процесс по делу писателей Синявского и Даниеля, который в полголоса обсуждала вся интеллигенция. Оба диссидента были арестованы в сентябре 1965-го и приговорены к заключению в феврале 1966 года. Процесс над писателями, которых судили за тайную передачу и публикацию на Западе их неподцензурных сочинений (это называлось клеветой на советский общественный строй), стал знаковым событием периода нового номенклатурного наступления.
Другим важнейшим событием, глубоко повлиявшим на атмосферу в стране, как и во всем социалистическом лагере, стал ввод войск пяти стран в братскую Чехословакию. 21 августа 1968 года чехам, словакам и всем остальным было объявлено об окончании Пражской весны и о запрете строительства социализма с человеческим лицом. На открытый протест тогда решились семеро москвичей. Но протестовали не только в столице.
(Еще одно отступление.
Позднее, общаясь с разными людьми и в разное время, я убедился, что для многих моих сверстников август-68 стал событием поворотным. У нас произошел глубинный отказ от советской системы и переход во внутреннюю оппозицию советскому режиму. Своих единомышленников из тех, кого 1968 год задел очень остро, в годы перестройки я встретил среди организаторов первых неформальных политических клубов в Москве. Именно эти люди формировали новое гражданское движение и новые, оппозиционные политические партии.
В годы брежневщины решающую роль в сохранении режима играла не силовая составляющая коммунистаческой идеологии, как при Сталине, не физические репрессии над гражданами, а цензурный контроль над словом и мыслью. Причем тотальное подавление свободы слова переросло и было дополнено подавлением и насилием над самим русским языком. Пропаганда препарировала, корежила и выворачивала нашу речь.
Телерадиогазетный язык стал
Другая важная особенность идеологического языка состояла в том, что весь окружающий нас мир новояз жестко
В 1960-е годы в СССР впервые возникли группы людей, публично и открыто выражавшие несогласие с советским режимом. Западные политики, а затем и официальные средства пропаганды стали называть их
Государственной системе тотального информационного подавления общества противостояла возникшая отчасти стихийно, отчасти сознательно альтернативная система свободы слова. Она включала созданный диссидентами самиздат, который жестко преследовался и, конечно, не мог дойти до всех желающих. Дополнял свободное информационное поле т. н. тамиздат, книги и журналы антисоветских авторов, проникавшие в СССР из-за рубежа. Информмонополию тоталитарной системы разрушали западные радиоголоса. В СССР было организовано их глушение, но при большом желании, а оно, несомненно, было, люди умудрялись расслышать свободное вещание из-под треска глушилок… Наконец, исключительно важную, особую роль в борьбе с тоталитарной идеологией сыграло рожденное нашим народом орудие массового идейного осмеяния номенклатуры – неисчерпаемый поток антисоветских анекдотов! К перечисленному надо добавить имена и сочинения российских писателей, сценаристов, драматургов, кино– и театральных режиссеров, владевших эзоповым языком и рассказывавших слегка завуалированно правду о нашей жизни. И, конечно, песни В. С. Высоцкого, А. Галича, Б. Окуджавы… Официальная пропаганда, говоря о факторах, ускоривших политические изменения в нашей стране, называет почему-то только два обстоятельства: советская цензура была неспособна понизить популярность западной моды (джинсов) и западной молодежной музыки («Битлз» и др.). Соглашусь, но уточню, что это только добавление,
И все это совокупное сопротивление вновь вынудило власть прогнуться и отступить уже в четвертый раз!
Рассказ 8. Четвертая волна сопротивления. 1985–2000 годы
Требование граждан услышал и согласился на тактический маневр с отступлением только третий постбрежневский генсек. От двух просидевших по году в главном кресле страны между уходом Брежнева и приходом Горбачева тяжелобольных и немощных Андропова и Черненко ждать каких-либо перемен было невозможно. Про их трудовой порыв гулял анекдот из серии черного юмора: умер, не приступая к исполнению обязанностей и не приходя в сознание…
М. Горбачев же на весь мир заявил наконец о новом проекте – о переходе к некоей перестройке. Советскому Союзу не угрожала внешняя агрессия, как в 1941-м. Вроде бы не угрожало и внутреннее восстание наподобие кронштадтского или воркутинского… Номенклатурное отступление было обусловлено двумя другими взаимосвязанными и вполне очевидными причинами:
– разрушился главный идеологический миф о неминуемой победе коммунизма, значительная часть общества уже просто не могла слышать эту дребедень; обрушение было напрямую связано с революцией анекдотов и другими факторами, о которых я писал раньше;
– другая причина – личные особенности и возраст нового руководителя – М. С. Горбачева. В 1985 году ему исполнилось 54 года, в таком возрасте люди, как правило, не живут одним днем и не перестают строить планы на будущее. А исчерпанность системы была очевидна и для верхов, и для низов…
Зазвучавшие из Кремля громкие призывы к изменениям и даже к плюрализму мнений не сразу получили отзвук в обществе, которое прошло через двадцатилетнюю заморозку. Но уже в марте 1987 года в стране начали зарождаться первые неформальные гражданские объединения – политклубы. Вслед за этим стали собираться первые оппозиционные митинги. Все громче звучало одно и тоже требование – «Долой КПСС!». Гражданские активисты навязывали власти дискуссию о необходимости перехода к многопартийности…
Главным лозунгом перестройки снизу было требование свободы, речь шла о всех ее видах и проявлениях от свободы слова, свободы печати, свободы политзаключенным до свободы выезда из страны, свободы предпринимательства и возвращения права на частную собственность. Четвертая волна сопротивления имела свою специфику и отличалась от трех предыдущих.
Первая волна – НЭП, – как мы помним, просто возвращала совок в традиции и нормы русской жизни, прежде всего жизни экономической. Вторая волна периода Великой Отечественной войны как бы перекрашивала советчину в Россию, соединяла СССР с русской историей и идентичностью. Третья волна – послесталинское сопротивление – характерна тем, что часть уцелевшей, но уже надломленной интеллигенции фактически выступила за социализм с человеческим лицом, хотя само это понятие появилось после отстранения Хрущева от власти.