– Я как раз заметил, какое у вас тут столпотворение.
– У нас нет отделения скорой, но сегодня и нам досталось. Можете представить, что сегодня творится в больницах, после того, что случилось.
– А что случилось?
– Ты серьезно? Об этом во всех газетах писали.
– В моих отелях не приносят газет к завтраку.
– Тут такое… Уж на что мы ко всему привычные, и все равно для многих это шок. Вы знаете церковь Последнего Искупления? Такая большая, в переулке Асареса?
– Боюсь, что в последние годы… – начал Альваро.
– Я знаю, где это.
– Так вот, в этой церкви был знаменитый хор мальчиков. Они даже в Ватикане перед папой выступали. Почти мировые знаменитости. Сегодня у них была утренняя репетиция… Я жила недалеко, в той церкви крестили моего брата. В хоре было двадцать четыре мальчика, обычно они размещались под куполом, у самых витражей. Там огромная роза, шестьдесят четыре метра в диаметре.
– Шестьдесят четыре метра?
– В Нотр-Дам и то двадцать девять, – встрял Альваро.
– Я запомнила, потому что по радио это все время повторяли. Проклятый витраж. Правда, он очень красивый, особенно когда солнечные лучи проходят сквозь стекло и постепенно, как в фильме, освещают картину Страшного суда. В общем, пока непонятно отчего, но, скорее всего, из-за этой нашей погодной аномалии, железный каркас витража сломался, и тяжеленные острые стекла вместе с железными прутами посыпались прямо на детей. – Медсестра сделала зловещую паузу, любуясь произведенным эффектом.
– Регенту и двум детишкам отрезало головы. Отрубленные конечности, проникающие ранения, давка… Только представьте, очень тяжелое, острое, как ножи, стекло падало с такой высоты. Кровавая баня. Четырнадцать человек погибли, остальные серьезно пострадали.
– Боже милостивый… – прошептал Альваро.
– По крайней мере, теперь соседи могут спать спокойно, под утро их не разбудят детишки, распевающие псалмы.
Медсестра неодобрительно поморщилась.
Впрочем, разговор пора было заканчивать.
– Так у тебя все по-старому?
– Как видишь.
– Все по-старому… Ну, я пойду.