В зал вошли сразу четыре обер–офицера гвардии, сияя бравыми улыбками и мундирами с полосками боевых наград. Не часто можно встретить меха–гвардейцев в наше нелёгкое время. Небесного цвета новенькая, идеально выглаженная форма, голубые полосы на погонах. Эрениевые кольца управления мехарами на пальцах, как и положено.
Два корнета, поручик и целый штабс–капитан, у которого от кольца самый насыщенный свет исходит.
При виде мощных и уверенных мужчин разволновался и заробел, похоже, не только я. Все мои товарищи чуть ли не по стойке «смирно» встали. А женщины, коих в зале человек пятнадцать набралось, уставились на вновь прибывших, как на нечто невероятное.
Гвардейцы же, сочными взглядами хищников окинув гостей, направились в другой конец основного зала прямиком к коменданту, который встретил их с распростёртыми объятиями вместе со своей семьёй.
Его младшая дочь, едва достигшая совершеннолетия, на капитана так посмотрела, что я аж смутился. Черноглазый жгучий взгляд барышни никак не вязался с раскрасневшимися щеками.
Там появилась и Татьяна Румянцева. Возникла откуда–то сбоку вместе с двумя подругами. И начала живенько общаться с гвардейцами, глядя на них с нескрываемым восторгом и выражая всю эмоционально–положительную палитру красок на лице. При этом впечатление сложилось, что они давно знакомы. Судя по тому, как многословны беседы, как легко, не соблюдая дистанции, наклоняются к ней офицеры.
Волнение разыгралось ещё сильнее, когда Татьяна вдруг чётко посмотрела на меня и заговорила с капитаном, который последовал её примеру, уставившись без всякого такта. Я сделал вид, что смотрю в сторону, но краем глаза продолжил наблюдать, как они перешёптываются.
Слишком уж по–дружески.
Мне захотелось просто уйти, но наш взводный и не думал покидать мероприятие. Пропал в бильярдной комнате наглухо, а юнкера рассосались по Дому офицеров так, что здесь, в главном зале, наблюдаю лишь четверть взвода.
Переборов смятение, отвлёкся. Мне вдруг захотелось тоже найти себе милую собеседницу. Желательно привлекательную. Но перед Татьяной все тускнели.
Часть зала, где находятся комендант и гвардейцы, оживилась. После бурных споров, задорного смеха, одна из подруг Татьяны, полненькая темноволосая девушка, неуверенно вышла к стоящему у фасадного окна блестящему от лака чёрному роялю.
Патефон заглох в момент красивого припева.
После непродолжительного гама, все вдруг притихли и обратили свой взор к девушке, усевшейся с прямой спиной к музыкальному инструменту.
Настроившись за минуту, она надавила на клавиши, сперва, неуверенно, но вскоре, казалось бы, нелепые звуки переросли в мелодию медленного вальса.
Похоже, гвардейцы этого и ждали. Выпив уже по нескольку бокалов игристого светлого, они пошли по залу искать себе партнёрш по танцам, как львы на охоте. А по мне так павлины.
Татьяну в оборот взял сам штабс–капитан. И они стали кружиться по спешно освобождённому гостями пространству. Высокий, широкоплечий, светловолосый красавец с интересными голубыми глазами, харизматичный и напористый по первому впечатлению. Девушка под стать ему. Отличная пара. Движения в танце выверенные и гармоничные. Любоваться да и только.
До кучи к сильному кольцу, заметил на груди штабс–капитана Пурпурную ленту — высшую награду в меха–гвардии за боевые заслуги, и подумал с тоской, что мне вообще лезть не стоит.
В растерянности ухватился за бокал вина и, поймав беспокойный взгляд товарища, не решился на сей подвиг.
Хотелось покинуть это душное место, да хоть на балкон выйти. Но тут внезапно Татьяна уходит с площадки ещё до окончания мелодии. Похоже, вышел конфликт. Штабс–капитан вернулся, посмотрел на неё, она на него недовольно. Обменялись короткими фразами, и офицер отступил беседовать с комендантом.
Седовласый, ещё бодренький дедуля граф Третьяков отслужил Владивостоку достаточно, чтобы вызывать уважение. Наш начальник училища его хороший друг, подозреваю, это по просьбе Третьякова сюда направили наш взвод, чтобы господа подивились.