Он бы гордился мной. Такая награда далеко не у каждого гвардейца. А гусару пурпур только снится.

Объявив мои заслуги, адмирал открыл коробку, достал ленту бережно и потянулся вешать её на мой мундир.

Сжимая зубы, я выставил ладонь, препятствуя.

Строганов посмотрел вопросительно и даже отшатнулся.

— Не понял, — нахмурился адмирал следом.

— Простите, Валентин Иванович, — выдавил я. — Не приму награду.

— Ты в своём уме, Андрей? — Спросил вдруг так по–свойски.

— Сейчас вы предлагаете мне поднять эту награду с земли и прицепить её себе, как чужую. Но мне честь дороже. Если Анастасия Николаевна брезгует её вручать, пусть оставит при себе эту ленту.

— Так и передать?

— Да, и передайте, что не я в мехе Суслова шёл. А отец мой. И пусть понимает, как изволит её Небесное высочество.

Кивнул вдруг Строганов понимающе, опустив глаза.

— Как Екатерина? — Спросил я неуверенно, после недолгой, но тяжёлой паузы.

— Спасибо, что поинтересовался, увёз дочку на поезде вчера. Отправил с Наташкой. Слава Богу, всё в порядке.

— Я рад. Разрешите идти, товарищ адмирал?

— А? — Отозвался Строганов, но отстранённо как–то, будто задумался. — Да, да.

Развернулся строевым приёмом, вышел. Как раз показался из кладовки секретарь с рулоном большим.

На душе вдруг полегчало. Теперь вы знаете, Анастасия Николаевна, что Сабуров спас вас. И вы, не желающая иметь ничего общего с моим родом, позволили этому случиться.

Это лучшая мне награда.

Саблю вернули с ошалелыми лицами.

— Честь имею, господа гусары, — салютовал и двинул посередине ковровой дорожи уже без сопровождающего.