— Ну, тогда завтра в путь-дорогу.

И они пошли — шестидесятилетняя коммунистка и двадцатилетняя комсомолка. Пошли сквозь метель, навстречу смертельной опасности: стыли на льду озер и в полях, по пояс проваливались в снежные сугробы в оврагах, часами прятались в ельнике, наблюдая за сменой часовых у фашистских складов и у мостов на шоссе. Маршрут Зайцевой и Агаповой пролег по деревням Черно, Луговец, Новоселье, Большие Рожки, Погорелец, Заовражье, Попкова Гора, Завастье. И в каждой из них звучал призыв — саботировать лесозаготовки, прятать от оккупантов шерсть, валенки, шубы. И из каждого населенного пункта уносили связные райкома нужные партийному подпольному центру сведения о передвижении охранных войск, о постах на дорогах, об экономических акциях оккупационных властей.

Особенно радостной была встреча в Луговце. Здесь действовала маленькая, но очень надежная группа подпольщиков во главе с Александром Степановичем Хомяковым. Евдокия Васильевна бывала в этой деревне, когда осенью хотела встретиться с сыном — комиссаром молодежного партизанского отряда. Владимир Зайцев тогда прийти не смог. И к счастью. Фашисты в ту ночь устроили засаду в Луговце и потом допрашивали Хомякова, для кого он в ночь топил баню.

— Как тогда выкрутиться удалось? — вспоминая этот случай, спросила Хомякова Евдокия Васильевна.

— Белье догадался чистое одеть. Говорю: «Смотрите, господа хорошие, сам мылся. Все исподнее чистое». Поверили.

За полночь засиделись за беседой. А уходила Зайцева, как потом докладывала Печатникову, «нагруженная дополна». Много ценных сведений собрал для партцентра опытный конспиратор, смелый подпольщик «дядя Саша».

Нет! Не получилось тихой жизни у оккупантов, осевших на Гдовщине. Крестьяне прятали или резали овец. Шерсти набрали «коту под хвост», как образно разъяснил своим помощникам итоги заготовок разъяренный начальник хозяйственной комендатуры майор Райсдорф. И лесозаготовки шли вяло: то мешали сильные морозы выездам в лес; то «заболевали» лошади, назначенные для вывозки бревен; то вдруг возчики подвергались «обстрелу» и, вернувшись пустыми из леса, слезно молили дать охрану. А где их возьмешь, солдат лишних, когда в самом Гдове и то неспокойно — неизвестные пытались взорвать здание военной комендатуры. В результате к весне удалось заготовить лишь одну пятую предполагаемой к сплаву древесины.

И еще были походы у связной подпольного райкома партии. И в метель, и по весенней распутице. В марте 1942 года Печатников и его товарищи покинули Ореховый остров, ушли в рейд по Гдовскому краю. Евдокия Васильевна в те дни присоединилась к отряду сланцевских партизан.

Под вечер ненастного осеннего дня в нейтральной полосе на участке фронта вблизи Холма послышался чей-то крик. Фашисты немедля обрушили на «голос» десятки мин. Открыли огонь в поддержку неизвестного и пулеметчики одного из подразделений советских войск.

Перестрелка продолжалась добрых минут двадцать. Но вот в землянку командира роты вошла худая, оборванная женщина в сопровождении красноармейца.

— Кто вы? — удивленно спросил старший лейтенант.

— Зайцева я, из группы партизан, направленных в советский тыл.

Старший лейтенант обошел Евдокию Васильевну вокруг, точно не веря, что перед ним живой человек, и также удивленно сказал:

— Долго тебе, бабушка, на роду жить написано, коли из-под такого огня до меня добралась.