Василий Топильский

МАРТЫНЫЧ

— Должность у меня до войны была хлопотливая — всей землей в районном масштабе ведал: пашнями, лугами, озерами, болотами. Ни мало ни много — десятки тысяч гектаров.

Мы сидим с Александром Адольфовичем Ингиненом на небольшом, густо заросшем травой курганчике. В синем мареве виднеются постройки совхоза «Новый свет», где теперь работает главным полеводом бывший командир 12-й Приморской партизанской бригады и руководитель Кингисеппского объединенного межрайонного подпольного партийного центра Ингинен. Обстоятельно, неторопливо ведет он свой рассказ:

— Бывало, запряжешь в таратайку рыжего жеребца, постелешь помягче да подушистее сена — и поедешь от села к селу, от колхоза к колхозу. Однажды был я в деревне Вазиково. Собрание шло колхозное, и я на нем завел речь о том, что нужно расширять пахотный клин, отвоевывать клочки земли у кустарников, оврагов, умело направлять паводковые воды. И вдруг раздается сердитый бас:

— Про болота скажи! Знать, силенок нет осушить такую махину?

— Вы правы, товарищ, пока у нас действительно силенок маловато, — отвечаю, — нужна техника, болото одной лопатой не покорить.

— Уж это точно. Лопатой да тачкой его не возьмешь! — загудело собрание.

— Что ж получается, граждане, — вновь забасил тот же голос, — в одиночку к болоту не подступить. Согласен. Но теперь же мы в одной упряжке ходим, сообща работаем. И выходит, опять обходи, объезжай болото. Какие же мы тогда к черту колхозники, спрашивается?

— Ну что ты, Мартын, разошелся, — принялся урезонивать председатель собрания, — сейчас наш разговор о посевной. Время придет, и до болот доберемся…

Так в тридцатые годы встретил я впервые Мартына Ивановича Роова, человека крутого характера. Он и в колхоз вступил годом позже своих односельчан. Но, став колхозником, всей душой отдался родному делу — земле. На плечах таких, как Роов, крепли и становились на ноги первые колхозы.

В тот тревожный год, когда землю нашу начали утюжить фашистские танки, я встретился с Мартыном Ивановичем Роовым у овражка. Обут он был в болотные, с высокими голенищами, сапоги, на плечах поношенный, выцветший от солнца, ветра и дождей брезентовый плащ, на голове картуз с надломленным козырьком, в руках суковатая палка.

Молча пожали друг другу руки. Присели. Закурили. Высоко в прозрачном небе прокурлыкали журавли. Мартын Иванович помахал птицам вслед.

Сделав глубокую затяжку, он закашлялся и тихо продолжил:

— Извини меня, старого, Александр, но мы уж ненароком подумали, что власти нас покинули, одних оставили в беде. А ты вот, оказывается, здесь.

— Не я один. Много коммунистов осталось. Будем организовывать борьбу в тылу врага. Трудно, правда, на первых порах, опыта никакого.