Ружьё давно было изготовлено к стрельбе, но палить по незнакомым людям Никита не мог. Может быть, они просто не знают, кто служит у них шофёром… Мужчина постарше, тот, что в машине сидел на заднем сиденье, что-то говорил, Николка время от времени отвечал с видом двоечника, вызванного к доске. Мужчина помоложе стоял молча, руки в карманах. Несмотря на жаркий день, он был в плаще, и это настораживало.

Потом Николка поднялся, молодой повернулся, заходя ему за спину, и за колыхнувшимся плащом на мгновение угловато обрисовался ствол. Не обрез, а скорей пистолет-пулемёт или ещё что-то современное.

Теперь сомнений не оставалось. Никита прижался щекой к прикладу, прицелился. Двое, уводившие Николку, шли как на плацу, вот только стрелять приходилось не из боевого оружия, а из двустволки, дуплетом, по головам, и ровно посредине меж этих голов торчала дурная Николкина башка, которую ни в коем случае нельзя было зацепить. Легко рассуждать о достоинствах гольтяковских ружей, сидя дома за столом, а когда от этих достоинств зависит жизнь брата?..

Ну, тульские умельцы, братья Гольтяковы, не подведите… покажите кучность стрельбы!

Плеер бодренько барабанил в ухо, так что Николка не расслышал шума подъезжающей машины. Оглянулся, только когда сзади раздался по-нехорошему знакомый голос:

— Как улов? Клюёт?

За спиной стоял Никанор Павлович. Рядом возвышался охранник, не тот, что в прошлый раз, но можно было не сомневаться, что этот прежнему ни в чём не уступит.

— Вы откуда? — спросил Николка, словно за язык его кто потянул.

— В гости решил заехать, — улыбнулся Никанор Павлович. — За тобой, если помнишь, должок.

— Да будет вам! — заныл Николка. — Ну пошутили — и хватит! Денег я у вас не брал, откуда долгу взяться?

— Нет, парень, шуток с тобой никто шутить не собирается, дело серьёзное. Образа твои были на экспертизе, и теперь у меня к тебе много вопросов. Искусствоведы клянутся, что это работа девятнадцатого века, а физико-химическая проверка уверяет, что свежак. Вот оно как хитро выходит.

— А я тут при чём? Вы у меня иконы отняли, сами теперь и разбирайтесь.

— Вот я и разбираюсь. Я ведь не первый год в этом бизнесе, так что лапшу мне на уши вешать не надо. Ну какие староверческие скиты в этих местах? Я тут всё лично объездил ещё двадцать лет назад. А пацаном я был дотошным и такие богатства, что ты приносил, пропустить не мог. Короче, так… не хочешь ты говорить, я скажу. Нет здесь никаких скитов, а есть мастер, который эти иконы пишет. Думаю, что и книжки шли от него, жаль, они давно перепроданы, экспертизу теперь не провести. Но мастера ты мне сейчас сдашь. Я понимаю, тебе хотелось бы быть посредником и получать с этого свой процент, но я посредников не люблю, так что обойдёмся без сопливых. А должок ты мне всё равно вернёшь, в качестве воспитательной меры, чтобы умней был на будущее.

— Нет никакого мастера! — простонал Николка, чувствуя, что сейчас расколется и выдаст Никанору Павловичу всё как есть. — Иконы настоящие, ну… может и не древние, но из девятнадцатого века точно!

— Очень жаль, — произнёс Никанор Павлович. — Я думал, ты хоть что-то понял. Придётся объяснять более доходчиво. Сматывай удочки, парень, и поехали с нами. Кстати, у тебя же клюёт! Подсекай!

Николка машинально дёрнул, серебристо блеснула чешуя, и по траве запрыгала выхваченная из воды уклейка. Она трепыхала хвостиком и таращила зеленоватый прозрачный глаз. Николка подхватил рыбёшку и кинул в реку.

— Зря, — заметил Никанор Павлович. — Надо было её на кукан. Есть у тебя кукан?

— Есть.

— Вот и у меня есть. И уж я тебя в речку не отпущу, ты всю жизнь будешь на кукане сидеть и долг отрабатывать. А станешь артачиться — в уху попадёшь. Ну как, маленькая рыбка, будем правду говорить или сначала на сковородку?

— Я и так правду, — сказал Николка и непроизвольно всхлипнул.