Книги

Ромашковый лес

22
18
20
22
24
26
28
30

Краб, рассчитывающий, как всегда, на элементарную победу, растерялся даже. Он отчаянно впивался в водоросль, а она всё не ломалась. Травинка оказалась не так проста! Ей слишком хотелось жить, а краб не мог позволить себе проиграть. Он не умел! В жизни ему не приходилось проигрывать! И он пытался еще отчаянней сломать водоросль, но чем больше пытался, тем отчетливей замечал, как крепнет стебель внутри водной травинки, как яростней она разрастается и как трудней ему становится просто удерживать ее у себя в клешне.

Еще минута, и краб больше не в силах держать водоросль. Он ослабляет зажим, и травинка тут же освобождается. Поражен! Растерзан! Покорен! Какой-то маленькой водорослинкой. Теперь ее и не узнать: не поддается на провокации волн, не играет под музыку течения. Она обрела стержень, сломать который теперь уже не сможет ничто. И всё же краб попытался еще раз. Он разогнался и снова вонзился в ее тело. Но на этот раз его попытка оказалась настолько вялой, что он и сам это понял, и через несколько часов борьбы с непрогибаемой водорослью отцепился от нее и уплыл. Больше к ней он не возвращался никогда.

И если бы он исчез совсем и навсегда – счастливы были бы все. Но он по-прежнему шмяфкает по этому миру и мстит, вгрызаясь своими морскими когтями. Его всё еще боятся, но теперь с ним борются. Узнав о водоросли и о том, что ей удалось сделать немыслимое – победить краба – все поняли, что бороться надо. До конца, потому что награда за эту борьбу – жизнь. У краба многолетний стаж и огромный опыт, но отчаянное желание жить и умение держаться даже тогда, когда кажется, что ты уже на грани надлома, заставляет краба задуматься, а нужно ли ему драться вообще, или же лучше отстать и поискать себе жертву попроще.

Примеру водоросли следовали многие. Получалось не у каждого, но она показала всем, что сражаться надо, даже если до этого не побеждал никто. Даже когда всё кажется безнадежным. Ты – сможешь.

Про самоубийство

«Исчезнуть. Скрыться. Испариться. Хочу просто не стать. Просто вот так вот взять и не стать! Какой во мне смысл? Что есть во мне такого, что было бы нужно хоть кому-то? Я – самое просто облако. Я никогда не научусь быть самостоятельным, я всегда послушно двигаюсь, подпинываемое резкими порывами ветра. Я всегда, в любую секундочку моей никчемной жизни готово излить душу первому встречному птенцу. Я совершенно не умею держать эмоции в себе. Моя жизнь ужасна и отвратительна, и об этом знает весь мир. Весь мир захлебывается в моих соплях, когда мне плохо. Зачем я такое миру? Зачем он мне, если он молчит, всегда молчит, и хоть бы раз поддержал в один из труднейших моих дней! А он только и делает, что колется иголками солнечных лучей в спину! Весело, думаешь, от этого? А, мир? Весело? Это больно! Все причиняют мне боль! Каждый хочет меня обидеть и заставить плакать. А вот, пожалуйста! Хотите – буду! Я этого совершенно не стесняюсь! Только жить надоело. Как сейчас жить надоело, и жить вообще надоело! Какой во сне смысл? Что есть во мне такого, что нужно было бы хоть кому-то? Я – самое простое облако. Все живые существа, которые умеют убегать, убегают, как только я собираюсь рассказать им о том, как мне живется. Разве я могу рассказывать веселые истории, если живется мне фигово? Не могу! А они бегут. Прячутся от моих душевных излияний. Слезами эти излияния называют, и никто их не любит. Не нужны они никому. И я не нужно. Так что, какой во мне смысл? Что есть во мне такого, что было бы нужно хоть кому-то? Я – самое просто облако. Я хочу просто не стать. Просто вот так вот взять и не стать!»

Но просто так исчезнуть, скрыться, испариться у облака не получалось. Оно подумывало не дождаться, пока оно удалится само по себе, а помочь себе в этом, но что-то его останавливало.

Облако не всегда было таким. Когда-то оно радостно бегало за солнышком, пытаясь спрятать его так, чтобы жителям земли его было совсем не видно, и когда облачко оказывалось проворней солнца и перекрывало его собой, оно так хохотало и радовалось, что невольно плакало от своего искреннего смеха. Облачко замечало, что дети бегают и ловят его дождинки, влюбленные целуются под водопадом его радости, а цветы и грибы, питающиеся живительной влагой, сами тянутся к облачку, чтобы понять, от чего же оно так искренне смеется. Так было, пока однажды облако не пронзило молнией и не шарахнуло по нему громом. Стремительно, неожиданно и дико больно. Если первый удар облако сумело вынести и не рассыпаться, то второй бах, последовавший стремительно следом, отяжелил облачко своим разрядом и теперь оно не падало с неба только потому, что хорошие облака с небес не падают. А оно всегда было хорошим. Сейчас захотелось быть плохим. Покончить со всем! Раз! – и всё.

А дети по-прежнему бегали и ловили его дождинки. Не так весело, как раньше, правда. Но не потому, что они перестали любить облачко. Просто дети выросли. Влюбленные продолжали целоваться под водопадом теперь уже облачной печали. Они чувствовали эту боль и своими поцелуями показывали, что для них-то осталось всё по-прежнему, что они с облачком, всегда. Только облако этого не видело: всю землю застроили многоэтажками. А цветы с грибами всё так же тянулись к небу, чтобы понять, отчего же облачко так горько плачет. Только расти им было сложней: чистой водой питаться можно бесконечно, а соленой воды много не выпьешь и вверх из-за этого сильно не вытянешься.

И всё же облако любили. Оно было нужно миру. Но дыра, проделанная молнией и зафиксированная громовым ударом, заставляла облако видеть всё не таким, каким казалось раньше. Было совсем по-другому. Раньше. Или раньше было правильно, а стало по-другому сейчас? Кто знает, но сейчас ему казалось, что в нем нет смысла. В нем нет нечего такого, что было бы нужно хоть кому-то. Что оно – простое облако. А ведь если ты есть, значит в этом есть смысл.

Про слёзы

Ее посадили в лесу еще летом. Какие-то нежные руки бережно уложили малышку – тогда она была еще совсем крохотным семечком – под землю, прикрыли мягкой, теплой почвой и оставили прорастать.

И она проросла. Появилась совершенно неожиданно, проломив своим тонюсеньким стволиком землю. Она была такой малюсенькой, такой пушистенькой, такой салатово-зелененькой и такой восторженной, что ей невозможно было не залюбоваться. Ее пока еще хрупкое тельце защищали мягкие, еле ощутимые, если прикоснуться к ним рукой, похожие на секундную стрелку часов, листочки.

Сосенка наконец-то полностью пробудилась от своего рождения и стала осматриваться: кругом ползали букашки, шуршали змейки, прыгали и бегали зайцы, лягушки и белочки. Кого тут только не было! Сосна рассматривала каждого, кто пробегал мимо ее земляной колыбельки. А животные, замечая ее полный любопытства и нескончаемого интереса взгляд, отвечали ей улыбкой.

Прошло совсем немного времени, а сосенка была уже своей среди своих. Она со всеми дружила, со всеми вместе переживала, радовалась за каждого. Она была бесконечно счастлива, ведь ее так любили! Она чувствовала себя нужной, и не представляла своей жизни без всего этого! А стрелкообразные листочки продолжали расти вокруг нее и пушиться.

Наступила очередная ночь. Леший уже бросил своему лесному брату, жившему на другом конце земного шара, лунный бумеранг, который, подталкиваемый звездными светлячками, добирался до нужного места только к утру. В лесу было совсем темно, лучи горящих огоньков туда не проникали, поэтому все звери, особенно зимой, очень рано укладывались спать. Вот и сосна решила, что самое время для снов, но ей почему-то не спалось. Она вертела своим стволиком то в одну, то в другую сторону, пытаясь найти удобную позу и всё-таки уснуть, но у нее не получалось. Она разозлилась на себя и случайно глянула в небо. Именно в этот момент над лесом пролетал запущенный Лешим месяц и освещал собой, казалось, весь мир. Глубокое сине-фиолетово-черное небо вот-вот готово было затянуть в себя всё, что только находится под его куполом. А звезды…она о них столько слышала, но никогда не видела. Хотя это было так просто: надо было только взглянуть наверх, и она бы тут же заметила, как сияют тысячами бриллиантовых глазок, подмигивая друг другу и перебрасывая лунный бумеранг, эти чудесные создания. Она не могла оторваться от этой красоты и решила, что с этого дня, нет, с этой ночи, прямо сейчас, она начнет тянуться ввысь, станет большой и сильной и сможет увидеть мир таким, каким видят его звезды.

Наутро звери проснулись и увидели, что в сосне что-то изменилось. Улыбка? Нет, она всё также улыбается и радуется жизни. Может быть почва? Тоже нет. Почва по-прежнему оставалась мягкой и влажной.

–Смотрите! – крикнул кто-то из кузнечиков, – У нее на голове иголки!

Все посмотрели: и правда, на самой верхушке сосны пушистые стрелкообразные листики превратились в колючие иголочки.

Сосна рассказала им про свою ночь, про то, что она видела и что теперь она решила рваться ввысь. Но вершина дается нелегко. Дереву, чтобы вырасти, проходится разрывать собой воздух. Иголки помогают ей. Оправдавшись в своей колючести, она стала успокаивать своих друзей. Она обещала, что иголки будут расти только сверху, а сбоку она будет сбрасывать их, и совсем не будет колоться. Внизу останется только голый ствол.