Он снова глянул на себя в зеркало, как вдруг заметил человека, приближающегося к нему. Это был дедушка лет восьмидесяти. Когда он протянул свою руку, чтобы поднять сук, сучок рассмотрел всю историю на его ладони. Миллионы морщин, три шрама, въевшаяся в линию любви грязь – достаточно, чтобы что-то узнать о старичке. Мужчина поднял его и поставил вертикально. Сук не совсем понимал, чего хочет этот дедок, но когда тот положил на него руку, сук понял: на него хотят опереться. Нет! Нет-нет-нет! Он ведь слабачок! Вы что! Он – слабый! Он даже когда мощной веткой был не смог бы выдержать и нескольких листочков, а сейчас – целую человеческую тушу? Ни за что! Но вновь приблизившаяся на миллиметрическое расстояние ладонь вдруг заставила сук впервые в жизни попробовать выдержать. Шаг, еще шаг, а он всё еще цел. Изумительно! Как сучочку это удается? Он ведь пуст внутри и может кряхтнуть от малейшего прикосновения. Но нет: уже десятки шагов дедушка опирается на него, а он – живой. Из куска дерева получался отличный костыль! Восхищенный своими скрытыми способностями, костылек поскользнулся и уронился вместе со старичком. Он посмотрел на беднягу, лежащего рядом. Но смотрел на него он недолго, ведь уже через долю секунды человек стал искать рукой свой так необходимый костыль, чтобы встать. В эти несколько секунд размышлений, костыль твердо решил: целью его жизни отныне станет вот что: больше не позволить этому старичку упасть. Ни разу. Быть сильным и поддерживать его, даже если случайно сам застрянет в брусчатке, слишком зароется в песок, обожжется об асфальт. Всю свою надревную жизнь он думал, что если держать на себе кого-то, можно быстро сломаться. Можно. Но не лучше ли сломаться от борьбы, чем сломаться от бездействия? Он знал, что рискует, но ни за что на свете не желал дать хозяину упасть снова. Он больше не хотел быть слабым. Поддерживая собой старика, он чувствовал, как внутри него самого появляется стержень, как сам он крепнет и наполняется силой изнутри. Он всё еще боялся, но теперь он на это плевал.
Про преданность
–Черт возьми! Да как они это делают?
–Что делают?
–Мир таким цветным! Я тоже так хочу!
–А, ты про это! Так они же мелки, а ты – простой уголек.
–Я не простой! Совсем не простой! Я тоже смогу рисовать как они!
–Конечно сможешь!
Ручка всегда поддерживала уголек, ведь уже давно сложилось так: они – друзья. Друзья должны быть рядом всегда, что бы ни случилось! Наедине ручка могла сказать ему и то, что сегодня он вел линии не четко, что они дрожали, и что штрих был неуверенным. Но никогда в жизни она не позволяла сказать то же самое при ком бы то ни было. Она знала, что уголь ценит мнение других. Поэтому ручка если знала, что их разговор может услышать хоть кто-нибудь, говорила о нем только лучшее. Она умалчивала о его неуверенных штрихах и говорила о приятном: о душе картины.
Вот и теперь, когда простой черный уголек совершенно потерял покой, она была с ним, она дарила ему свою веру. Она была нужна ему, ручка это точно знала, потому что в него больше не верил никто! Все смеялись и говорили, что черный уголь на то и черный: только и может, что контуры выводить. И каждый спорил с ручкой, утверждая, что у уголёчка не картинки, а рисунки. Силуэты. А у силуэтов души быть не может. Но она все равно верила, что когда-нибудь он нарисует самую прекрасную картину! Это будут уже не просто очертания. Каждый кусочек листа будет закрашен своим цветом, совсем не похожим ни на один другой. Она верила, хотя абсолютно точно знала, что это – невозможно.
–Вот скажи мне, подруга, ты веришь в меня?
–Верю, конечно! Не сомневайся даже!
–А почему ты веришь? Ведь больше не верит никто, а ты – веришь?
По вене ее стержня завибрировала кровь. Ручка не знала, что ответить. Она и сама не знала «почему». Просто верила, без бесполезных вопросов.
–Молчишь. А ты ведь знаешь, что у меня вряд ли что-то получится. Знаешь?
Она молчала.
–Но ведь знаешь, да?
–Знаю. Но верю.
–Это невозможно! Невозможно знать, что что-то невозможно, но верить в то, что оно всё-таки возможно.
–Почему же? – ни секунды не сомневаясь, ответила ручка. – За знание отвечает разум, за веру – сердце. Ты же знаешь, мое сердце всегда было сильнее всего. А уж тем более разума.