— Обстоятельства, — это благородный мотив… Который призван оправдать, что угодно. Любое зло… Вы подстреливаете человека, он кричит от боли, к нему на помощь спешат его товарищи, — их вы убиваете, потому что пленный вам нужен только один. Так?
— Придумай что-нибудь другое, — попросил я. — Чтобы мы сами остались живы.
— Не нужно ничего придумывать… Нужно вытащить машину и вернуться домой. Здесь до Александрова и по грунтовой дороге часов шесть или чуть больше. Вот и все.
— А как же домик с розочками?.. Как же ужины при свечах, и ночи любви, полные страсти. Когда знаешь, что можно в любой момент встать, подойти к холодильнику и найти там чего-нибудь пожрать?.. Как?
— Потому что цена этим деньгам все время растет. Я этого не знала раньше… Одно дело, доехать до места, сказать где-то там: сезам… Получить килограммов пятнадцать денег и привести их домой… Совсем другое дело, когда мы не проехали еще и половины пути, а убили уже столько народу. И сами потеряли троих.
— Мы почти никого не убили.
— Не убили, так покалечили. Это еще хуже… Помните, как в песне: если смерти, то мгновенной, если раны, — небольшой. А у нас получается, садизм, — стрелять человеку в ногу, а потом убивать тех, кто спешит ему на помощь… Как я буду потом смотреть на свои пятнадцать килограмм, с каким сердцем?
— Я представляю, — сказал я, — твою ночь любви. Когда ты вспомнишь посреди нее какого-нибудь смертяка.
— С вами, — обиделась Гера, — невозможно разговаривать… Я официально сейчас заявляю вам: Я — пацифистка, и ненавижу любые проявления агрессии одного человека, по отношению к другому. Раз и навсегда…. Ни готовить я вашей банде поэтому не буду, ни стирать, ни оказывать медицинскую помощь… С этой секунды я становлюсь сама по себе. Независимым наблюдателем.
— Тебе бы, на самом деле, подружку. А то, когда кругом одни мужики… Кто-нибудь пристает?
— Ко мне, дядя Миша, никто не пристает. Наоборот, души во мне все не чают. Все из-за вас. Потому что считают, что я ваша княжна… Я столько пережила за сегодняшний день. Уже больше, чем за всю свою жизнь. А день еще не закончился, — это же, никаких нервов не хватит.
Я пожал плечами, и улыбнулся Гере.
— По другому не бывает, — сказал я ей. — Это — война.
Еще недавно, еще несколько месяцев назад, миром правила любовь.
Я отчетливо помнил это время в себе, — которое как-то ненавязчиво закончилось.
Миром правила любовь, миром правила любовь, миром правила любовь, — как давно это было.
Когда она правила…
Теперь не любовь правит мной, — теперь мне нравится выживать. Любовь, — это искусство выживать в агрессивных условиях современной цивилизации. В которой безумно тяжело создать себе собственность, но еще безумней и тяжелее, — будет сохранить и приумножить ее.
Моя стихия, — борьба за выживание.
Я знаю, что делать, и, мне кажется, не повторяю одних и тех же ошибок дважды. В этом деле.