Женщина замолчала, увидев лицо Джулии.
– Очень приятно познакомиться, – смущенно пробормотала я. – Еще раз спасибо за помощь. – Я повернулась к своей биологической матери.
С трудом растянув губы в улыбке, она кивнула.
Я оглянулась, подойдя к машине. Кэтрин и Джулия до сих пор стояли у двери. Кэтрин, улыбнувшись, помахала мне рукой, но мать просто не смотрела на меня.
Теперь вы понимаете, почему мне нужно было поговорить с вами. Мне кажется, что я стою на хрупком льду и он трещит у меня под ногами, но я не знаю, куда бежать, чтобы спастись. Нужно ли мне выяснять, почему биологическая мать солгала мне, или же мне стоит последовать совету Эвана и просто оставить все как есть? Я знаю, что вы скажете мне, что только я могу принять решение, но мне нужна ваша помощь.
Я все время думаю об Олешке. Когда он был щенком, мы однажды оставили его в ванной и ушли из дома. Я помню, что была суббота, на улице было пасмурно и холодно. Тогда Олешку еще не приучили писать на улице, и он оставлял за собой такие лужи, что Элли однажды попыталась надеть на него трусики своей куклы. В ванной на полу лежал красивый коврик, мы купили его во время поездки по Солт Спринг Айленду. Олешка, видимо, начал жевать коврик с одного края, потом принялся играть с ним, и к тому времени, как мы приехали домой, коврик был безнадежно испорчен. Сейчас моя жизнь чем-то напоминает тот красочный коврик. Столько лет ушло на то, чтобы создать ее, и теперь я боюсь, что если начать играть с ней, то все будет уничтожено. Но я не уверена, что могу остановиться.
Сеанс второй
Я думала обо всем, что вы мне сказали. Что мне не нужно принимать решение сразу же. Что мне нужно осознать, на что я рассчитываю, и каковы причины того, что я хочу узнать больше о своем прошлом. Я даже написала на листике все за и против, как вы учили меня делать. На этот раз получились две маленькие аккуратные колонки, но у меня по-прежнему не было ответа. Тогда я пошла в мастерскую, в мой приют для несчастного сердца Сары Галлагер, и дала себе вдоволь наплакаться. Чтобы успокоиться, я начала красить дубовый шкаф, оставленный на реставрацию, и с каждым слоем краски мне становилось чуть легче. Неважно, что моя биологическая мать солгала, неважно, откуда я на самом деле родом. Имеет значение только моя семья.
Я позвонила Эвану сразу после того, как сбежала от своей биологической матери, и потому, вернувшись домой на выходные, он привез шоколадных конфет и красного вина, устроив мне романтический ужин задолго до Дня святого Валентина. Все-таки Эван у меня умничка. А самое главное, он не стал ни в чем меня упрекать, просто обнял покрепче и дал выговориться. И я выговорилась. Но потом меня одолела депрессия. У меня их так давно не было, что я не сразу поняла, почему так себя чувствую. Знаете, депрессии чем-то похожи на бывших парней – ты встречаешь своего бывшего через несколько лет после расставания и уже не помнишь, почему он тебя так злил, почему с ним тебе было так плохо.
И только пару недель спустя я опять почувствовала себя лучше. Нужно было остановиться на этом.
Эван уехал на свою турбазу, а муж Лорен, Грег… Он работает на папиной лесозаготовительной фирме, я вам говорила. Так вот, он уехал в командировку, и потому мы с Элли решили заглянуть к Лорен на ужин. Я всегда неплохо готовила – конечно, не в те моменты, когда была одержима новым проектом, – но вся моя стряпня не идет ни в какое сравнение с жареными отбивными и йоркширским пудингом, приготовленными моей сестрой в тот день. Пока сыновья Лорен – русые и голубоглазые, как мама, – гонялись за Элли и Олешкой во дворе, мы с сестрой присели выпить кофе в гостиной.
Я рада, что зима в этом году выдалась теплая, хотя на островах никогда не бывает по-настоящему холодно. Но все равно было приятно устроиться в удобном кресле перед камином и поболтать с Лорен о детях. Ее сорванцы постоянно что-то ломают, а моя Элли влипает во всякие неприятности в школе из-за того, что пытается командовать другими детьми или хамит взрослым. Эван, слыша об этом, только посмеивается, говоря: «Ума не приложу, в кого она такая».
Обсудив наших ребятишек, мы взяли еще по кусочку шоколадного пирога, когда Лорен повернулась ко мне и сказала:
– Ну что, как там обстоят дела со свадьбой? Ты уже все продумала?
– Ох, не говори об этом. Мне
Лорен рассмеялась, запрокинув голову, и я увидела шрам у нее на подбородке, оставшийся после падения с велосипеда. Конечно, тогда папа долго вычитывал меня за то, что я не уследила за младшей сестренкой, но ничто не смогло испортить природную красоту Лорен. Она редко красится, да ей это и не нужно: личико в форме сердечка, медового цвета кожа, веснушки на носу… А еще Лорен одна из немногих людей, которые внутри столь же милы, что и снаружи. Она из тех, кто запоминает, какой шампунь вы любите, а потом дарит его вам без всякого повода.
– Я же говорила тебе, что со свадьбой всегда больше возни, чем предполагаешь. А ты думала, все будет просто.
– И это говорит женщина, которая ничуть не волновалась по поводу собственной свадьбы!
– Мне было двадцать. – Лорен пожала плечами. – Я была счастлива просто потому, что выходила замуж. Задний дворик дома у папы с мамой – вот и все, что нам нужно было для церемонии. Но вы-то будете отмечать свадьбу на турбазе. Там очень красиво.
– Да, красиво. Знаешь, мне нужно тебе кое-что сказать.