Легко ли найти своих настоящих родителей, если тебя удочерили 33 года назад? Все годы, которые Сара воспитывалась в приемной семье, ее мучил вопрос, почему родная мать бросила ее. Теперь же, когда она сама мама и собирается выйти замуж, Сара мечтает, чтобы родной отец повел ее к алтарю. К своему ужасу, она выясняет, что появилась на свет в результате изнасилования: ее мать – единственная, кого серийный маньяк оставил в живых.
И в один прекрасный день раздался телефонный звонок… Это он, ее настоящий отец!
А что, если желание убивать передается с генами?
v 1.0 – OCR Busya
Чеви Стивенс
Родная кровь
Сеанс первый
Я думала, что справлюсь с этим, Надин. После всех лет психотерапии, после всех этих долгих разговоров о том, стоит ли мне найти мою биологическую мать, я наконец-то сделала это. Вы тоже причастны к этому. Я хотела показать вам, как сильно вы влияете на мою жизнь, как я выросла, какой стала спокойной, умиротворенной. Вы всегда мне говорили: «Спокойствие – это ключ ко всему». Но я забыла о других ваших словах: «Не торопитесь, Сара».
Я скучала по нашим сеансам. Помните, как я смущалась, когда впервые пришла к вам на прием? Особенно когда рассказала вам, почему мне нужна помощь специалиста. Но вы были такой веселой, такой человечной… Я вовсе не такими представляла себе психотерапевтов.
В вашем кабинете так светло и уютно, что, чем бы я ни была обеспокоена, когда приходила сюда, все виделось мне иначе. Иногда, особенно в начале терапии, мне вообще не хотелось уходить. Однажды вы сказали, что когда я пропускаю сеансы, это означает, что у меня все в порядке, а когда я бросила терапию, вы решили, что выполнили свою работу. И это действительно так. Последние пару лет были самыми счастливыми в моей жизни. Поэтому я подумала, что сейчас самое подходящее время. Я полагала, что теперь могу справиться со всем что угодно. Я твердо стояла на ногах.
А потом она солгала мне. Моя биологическая мать. Когда я наконец заставила ее поговорить со мной, она солгала мне о моем настоящем отце. Я почувствовала себя так, как когда я была беременной и Элли толкалась, – резкий удар изнутри, от которого перехватывает дыхание, вот что я ощутила. Но больше всего меня поразил страх на лице моей настоящей матери. Она
Все началось около полутора месяцев назад, под конец декабря. Началось с одной интернет-статьи.
В то воскресенье я почему-то встала рано; впрочем, тебе не нужен будильник, если твоему ребенку шесть лет. Взяв чашечку кофе, я села отвечать на письма. Сейчас я получаю заказы на реставрацию мебели со всего острова…
Тем утром я пыталась понять, как реставрировать стол, сделанный в двадцатых годах. Временами я отвлекалась, прислушиваясь к тому, что делает Элли. Я велела ей сидеть на первом этаже перед телевизором и смотреть мультики, но было слышно, что она играет с Олешкой, нашим пятнистым французским бульдогом. Элли громко ругала Олешку за то, что тот жует ее плюшевого кролика. Надо сказать, что за Олешкой нужен глаз да глаз, иначе жди беды.
Так вот, я сидела за компьютером, просматривая страницы о мебели, когда на экране всплыла реклама виагры. Я кликнула мышкой, пытаясь закрыть ее, но меня перебросило на другую страницу, и вот я уже вижу перед собой заголовок «Приемные дети. Взгляд с другой стороны». Я пролистала письма, присланные людьми после выхода статьи на эту тему в «Глоуб энд Мейл»,[1] почитала статьи о биологических родителях, которые много лет пытались найти своих детей, и о тех, кто не хотел, чтобы их нашли. Статьи о приемных детях, которые росли, чувствуя, что у них нет настоящей семьи. Трагические истории о том, как людей выгоняли взашей. Истории со счастливым концом о воссоединении матерей и дочерей, братьев и сестер. И жили они долго и счастливо…
У меня разболелась голова.
«А что, если я найду свою мать? Может быть, мы сможем завязать отношения? А что, если она не захочет говорить со мной? А что, если я узнаю, что она уже мертва? А вдруг у меня есть брат или сестра, которым обо мне ничего не известно?» – думала я.
Я даже не заметила, что Эван уже проснулся, и испугалась, когда он тихонько склонился надо мной и поцеловал в шею. Эван тихонько хрюкнул – сперва мы дразнили так Олешку, но потом этот звук стал означать все что угодно, от «Я сержусь на тебя» до «Ты мне нравишься».
Свернув окошко, я повернулась в кресле.