— Он погиб, — ответил Лил и, отпивая из бокала, опустил взгляд. — Толковый был парень. Но полез, куда не следует… Придётся подыскивать нового ученика.
Лидас покачал головой с пониманием. Невезучий человек, этот Лил. За пять лет их знакомства он постоянно получает от Создателя одни лишь неприятности. Сейчас, вот, лишился ученика, второго уже за эти пять лет. В прошлый поход его ранили самого. Чудом жив остался! Это что! Рассказывают, десять лет назад, когда по Империи катился мор, он лишился жены и троих детей, вымолил у Творца последнего младшего сына, дав обет при этом: помогать всякому бесплатно, даже рабу.
Сын его, правда, вот уже два года как погиб в походе против вайдаров, а Лил всё равно верен своей клятве.
— А как, кстати, тот варвар? — Впервые за два дня вспомнил про гребца и не удержался с вопросом.
— Живой пока. Держится. И откуда столько силы берёт? — Лил покачал головой. Было в этом движении невольное уважение. — А что? Организм молодой, возможно, выносливость от рождения. Среди варваров такое бывает. — Потянулся долить вина в бокал. — Первое время бредил сильно… Да язык какой-то незнакомый, не виэлийский. А теперь молчит, вообще ни слова. Онемел, как будто… Смотрит в потолок, без всякой мысли… Такое бывает иногда после тяжёлого ранения или сильного испуга. Лечить бесполезно, пока само не пройдёт. Есть не ест ничего, пьёт, только когда сам дам… странный немного… И, кажется мне, с головой у него немного того… — Лил не сдержал короткого смешка, поводя указательным и средним пальцами у левого виска. — Тихий сдвиг. Но оно и понятно, после бичевания обычно не выживают. А зачем он тебе, собственно? — Посмотрел на Лидаса в упор, тот даже смутился немного.
— Да никуда, вообще-то. Просто жалко стало — и всё! Смелый он… А может, телохранителем его своим сделаю… У меня был такой раньше, в детстве. Верный, как собака.
— А этот, думаешь, таким же будет?
— А куда он денется? Я же его спас…
Лил опять рассмеялся, покачал головой, будто сказать хотел: «Ну-ну, посмотрим ещё!..»
* * *
Когда стемнело окончательно, ясно стало всем: это последняя ночь в море. Отсюда, с борта корабля, можно было разглядеть яркую точку: каракасский маяк. Он помогал мореходам на пути к дому, он обещал скорую встречу с родными и близкими. Радовались все аэлы: и моряки, и простые воины, и даже Кэйдар был рад, хотя никто его особо-то и не ждал. На Лидаса так вообще смотреть нельзя было без улыбки. Он нетерпеливо прохаживался вдоль борта, почти не отрываясь, смотрел на белую немигающую звёздочку у самого горизонта.
Там была его Айна. Насмешливая, острая на язычок красавица. Горячая в проявлении всех своих чувств: от страсти любовной до ненависти. С такой не соскучишься. А к некоторым её шуткам вообще привыкнуть невозможно. Но она стоит потраченных сил, издёрганных нервов и проглоченных всухую невыплаканных слёз.
Интересно, а сама она хоть немного скучает?
— Эй, Лидас! — окрикнул Кэйдар, отвлекая от глубоких сокровенных мыслей. — Ты приготовил своей жёнушке подарок? Или, вон, этот будет твоим подарком? — Он дёрнул головой, указывая куда-то в сторону, и Лидас перевёл взгляд. Своего раба-гребца узнал сразу, хоть тот и кутался в старый плащ Лила, стоял в стороне от всех, в тени шатра, даже свет от светильника рассеивался в полуметре от его жалкой, осунувшейся и болезненной фигуры.
Лидас поморщился недовольно, сразу не сообразил, как ответить Кэйдару, но про себя почему-то подумал: «Только сегодня утром поднялся — и уже здесь!»
— Ты ещё не передумал? — Кэйдар подошёл ближе.
— Не понял, ты о чём? — Радостное настроение моментально куда-то делось. И почему он так любит задавать издевательские вопросы?
— Сейчас ещё есть возможность избавиться от этого… — Кэйдар небрежно дёрнул плечом. — Выбросить за борт — не доберётся! Да он и плавать-то, наверно, не умеет! — Рассмеялся весело. Да, и он рад возвращению домой.
— Да я вообще-то о таком не думал. — Лидас улыбнулся против силы. Постоянные насмешки Кэйдара вынуждали быть всегда серьёзным, и всё равно, меткого, но сильного ответа не находилось. Лишь после, через время, начинаешь, как обычно, понимать, что и как надо было сказать. — Наоборот. Он на поправку идёт. Какое тут топить? Пускай уж… — замолчал, сам чувствуя, что слова его, как оправдания нашкодившего мальчишки.
— И зачем тебе это, а? — Кэйдар чуть сощурил глаза, склонил голову набок. Весь вид его теперь располагал к честности и доверию — прямая противоположность себе прежнему минуту назад. — Неужели жалко стало? Пожалел — варвара? Раба? Он свободнорождённого жизни лишить хотел…