Самым неприятным был вопрос, почему военная контрразведка не осведомлена о происходящем в армии. В ведение Николаи она тоже входила. Поэтому полковник сосредоточился на менее опасном – на судьбе обоих магов.

– По имеющимся данным, оба находились в Вевельсбурге в момент катастрофы.

Значит, валяются в виде пепла на дне кратера или летают в виде дыма в верхних слоях атмосферы, недоступные для гнева кайзера. В тех же краях обретается покойный агент, успевший передать информацию о начале безумного опыта гроссмагистра.

– Ты уверен? Ты точно знаешь, что русский прохиндей не сбежал?

– На сто процентов гарантии дать не могу, – признал Николаи. – Но, скорее всего, он мертв. Но коли и жив, забрать у него дар невозможно. И не уверен, что Зеркальный Щит сохранился, ведь амулет, повешенный на русского в Вевельсбурге, или уничтожен, или утратил действие. Значит, ослабил его владельца, как и всех.

Кайзер обдумывал ситуацию минуты две.

– Если все же жив и попадет к нам в руки – убейте. Слишком много зла причинил он Рейху. Но специально не тратьте время на его поиски – пользы действительно никакой. Николаи! Хоть ты – понимаешь? Германия вчера потеряла самое ценное, что у нее было! Источник нашего могущества!

– Понимаю. Но главная ценность Рейха – его народ, простите за патетику. Если мы остановим войну с Францией, страна получит передышку, наши ученые и промышленники создадут оружие, превосходящее и французское, и русское. Мы возьмем реванш.

Сказав это, Николаи тотчас пожалел. Кайзер выскочил из-за стола и начал на него надвигаться, шипя и брызгая слюной.

– И ты? И ты – туда же? Заключим с Францией мир, уйдем из Бельгии?! Знаешь, как это называется? Предательство! Вонючкам, напавшим на нас, требуется жестокий урок. Мы возьмем Париж и сожжем его. Чего бы это не стоило! Потом возьмемся за русских. Без императора Георгия успеха им не видать.

Старший сын почившего императора Георгия был немолод. Ему перевалило за пятьдесят, здоровье пошатнулось: магический амулет носил и он.

Но справился. И весьма доволен был тем, что уничтожение магической цитадели чрезвычайно мало сказалось на России. Германских амулетов с энергией Вевельсбурга в империи насчитывалось менее десятка. Два великих князя и три невеликих отдали Богу душу в один день с самодержцем. Вот и весь ущерб.

День коронации назначили сразу – на середину июня, не ожидая прибытия иностранных монархов: траурные, а потом коронационные торжества сотрясли большинство правящих домов Европы. На некоторое время им стало не до визитов. Будущий царь, Александр Георгиевич, определил себе имя: Александр IV, хоть был вправе выбрать любое иное православное. Не слишком вмешивающийся в государственную политику и дела военные, в отличие от младшего брата, он вдруг развил кипучую деятельность, назначив заседание Госсовета до коронации, чего до него никто не делал.

Впрочем, перед тем, как ломать устои, решил все же посоветоваться. И даже отправился из Зимнего в Гатчинский дворец, оттуда – ближе к Воздухоплавательному парку, где младший сын покойного императора последние месяцы проводил непозволительно много времени.

Было утро, росистое и безоблачное. Михаил Георгиевич осматривал новейший летательный аппарат молодого грузинского изобретателя Александра Картвели – двухмоторный аэроплан. Необычным была круглая, обтекаемая форма фюзеляжа, плавные обводы капотов обоих двигателей. Даже колеса шасси были прикрыты обтекателями. Зализанность форм придавала машине сходство с летучей рыбой, вытянутой на берег, только исполинского для животного мира размера.

Техники Кованько хлопотали, облепив аэроплан как муравьи – проверяли подачу топлива, тросы управления, расчалки, свободный ход элеронов, руля направления и глубины, а также множество других вещей, недосмотр за которыми чреват бедой. Картвели в компании пилота-испытателя вышел из ангара, посмотрев на полосатую «колбасу», указывающую направление ветра.

В привычные аэродромные хлопоты ворвался гул сразу нескольких автомоторов. Михаил Георгиевич обернулся на звук и сразу заметил на капоте первого лимузина два флажка – черно-желтый имперский и цветов личного штандарта старшего брата. Удивился, потому что его появление было чем-то крайне необычным. Нехарактерным для человека, на дух не переносящего запахи смазки и бензина. Будущий царь даже в авто морщил нос. Здесь же благоухало керосином и моторным касторовым маслом, а многие летчики на одномоторных аэропланах, посадив машину, рысью неслись в отхожее место. Причина проста: наглотавшись касторки в полете, действующей как слабительное, едва терпели, чтобы не нагадить в штаны. Ну не изобрели еще русские ученые другую смазку для аэропланного мотора! Двигатели на крыле, а не впереди кабины, от этого сомнительного удовольствия избавляли.

Из заднего авто выскочил гвардеец имперской охраны и рысью кинулся к остановившемуся лимузину Его Императорского Высочества, чтобы отворить дверцу. Александр, ступив блестящими сапогами на бетон летного поля, ничем не выдал неприязни к техническим ароматам. Теперь он был без пяти минут царь всего – и российской авиации в том числе. Не гоже воротить нос!

Михаил Георгиевич поспешил навстречу, братья коротко обнялись. Старший оценил легкий летный костюм Михаила:

– Замерзнуть не боишься?