Мы стояли у огромного шатра. Та же корабельная парусина, из которой сделаны и палатки – плотная, серого цвета. Деревянный остов, похоже. Мощные растяжки… Шум дубовых листьев под ветром, яркое солнце. Ну, с Богом!
Внутри, на удивление, оказалось достаточно светло – ткань частично пропускала свет, и я увидела высокого худого человека, стоящего спиной ко мне. Коротко стриженного, как все здесь… но тоже, наверное, где-то есть свой паричок. Я уже поняла, что он вроде как тоже форма одежды. Находятся при исполнении – тянут на себя вместе с шапкой, расслабятся – и в сторону его.
Доктор был чем-то занят у второго входа, на свету. Парусина там была высоко вздернута и солнце ярко освещало небольшой стол прямо на проходе и двух мужчин, склонившихся над ним. Это смотрелось, как врачебный прием и, скорее всего, им и было. Старший мужчина был одет в темные штаны, светлую рубашку и жилет, а у молодого парня в форме что-то случилось с рукой. Над ней и склонился доктор.
Я ждала в тени – свидетели разговора не были мне нужны.
- Всё. Хорошенько пососи палец… долго, - спокойно заключил медик, разгибаясь.
Заноза, скорее всего – решила я, увидев оставленный на столе пинцет. Подождала, пока пациент скроется за стенкой шатра и только тогда подала голос:
- Доктор Дешам? Простите, но я уже вошла. Вы можете уделить мне время?
- Баба… – спокойно развернулся он в мою сторону, - Гаррель предупреждал.
- Ну, можно и так сказать. Грубовато, но, в принципе, верно, - согласилась я. Прошла к нему и прямо взглянув в темные, как маслины, глаза, протянула руку. Он смотрел на нее... Потом нехотя потянулся ладонью, и я крепко пожала ее, предотвратив традиционный поцелуй.
Наверное, правильно начала. Он не растерялся - нет, но с настроя точно сбился. Это показал вдруг ставший острым взгляд. Я вела себя, как мужчина – ровно, без ужимок. А раз это действует, то и продолжать нужно в том же духе.
- Коллега… - слегка потрясла я его руку, - приятно познакомиться – вдова дю Белли, урожденная Лантаньяк.
- И насколько коллега? - съехидничал он. Чем-то похож был на Жана Рено – высокий, худой, лет сорока пяти на вид, чуть сутулый. Нос крупный с горбинкой, прищур глаз…
- Вас интересует медицинская школа? – кивнула я с пониманием, не отпуская его взгляд и внимание: - Русская врачебная школа.
- Нет такой! – показал он крепкие желтоватые зубы.
- Глупо отрицать, если не совсем уверен. Она есть и основана на восточной. Европейские веяния тоже имели место, но мало прижились. Там больше народная медицина, знахарство и, конечно же, влияние таких умов, как Ибн Сина, Хуа То… Альбукасис.
- А учение Парацельса? А Везалий и Амбруаз Паре? – медленно убирал он с лица издевательскую улыбку.
- Каждый из них привнес в медицину свое… - осторожно ступала я по минному полю, - Парацельс был мистиком, философом и лечил, конечно, но и заблуждался тоже… как может каждый. Остальные два, кажется, были скорее анатомами, чем лечащими врачами.
- И вы можете сказать, в чем есть заблуждение Парацельса? – чуть склонился он ко мне.
- Он стал первым, кто использовал для лечения золото, сурьму и ртуть. Я мало о нем знаю… русская медицина зиждется на восточных основах… - повторила я опять, - что касается хирургии и методик. А их снадобья – результат векового отбора гениальных народных целителей… из Сибири.
- И в чем они не согласны с Парацельсом?