Тангейзер шевельнулся, потому что в нем тоже взыграла кровь, ему было тяжело видеть в глазах Борса упрек. На лице же Сабато, напротив, отражался ужас: он предвидел полное крушение своих планов. Тангейзер поигрывал кольцом — собственно, кубиком из русского золота, в центре которого была выпилена дыра. Тяжесть кольца придала ему рассудительности.

— Борс, — сказал он, — ты мой самый старый и самый надежный компаньон. Но мы трое уговорились вместе сделаться богачами, этим мы и занимаемся, этим и будем заниматься. Поднимемся ли мы или падем, сейчас мы заняты битвами совсем иного рода. Помнишь, какой ты придумал для нас девиз? Usque ad finem. Вместе до конца. До самого конца.

Борс оставил при себе свои мысли, вместо ответа осушив череп с вином.

— Однако, — продолжал Тангейзер, — Английский ланг будет рад по уши твоему приезду. Если ты хочешь воспользоваться этой последней возможностью — поезжай. Никто из нас не встанет у тебя на пути.

Тангейзер посмотрел в глаза Борсу — серые глаза, обведенные желтым вокруг радужки, глубоко посаженные на покрытом шрамами и морщинами лице. Если бы Борс решился отправиться на войну креста против полумесяца, Тангейзер отправился бы с ним. Борс этого не знал, он был не из тех людей, которые ждут от других жертв в свою пользу; зато Сабато слишком хорошо все понимал и сидел затаив дыхание. Дана принесла новый кувшин вина, прекрасно сознавая, что ее прелести будут высоко оценены этим собранием. Борс издал невнятное рычание и снова наполнил свою кружку.

— Может быть, это не случайно, — заметил Борс, — что я единственный необрезанный за этим столом.

— Подобное несовершенство хотя бы можно запросто исправить, — сказал Тангейзер.

— Сначала тебе придется отрезать мне голову.

— Любая из этих процедур наверняка улучшила бы тебе настроение, — заявил Тангейзер. — Ну давай же, выдай нам свой ответ, старина. Ты с нами или с этим фанатиками?

— Как ты уже сказал, у нас соглашение: подняться или пасть вместе, — проворчал Борс. Он поднял кружку. — Вместе до самого мрачного конца.

Сабато Сви облегченно выдохнул.

Тангейзер поднялся.

— Что ж, пойдем займемся доставкой товаров.

У себя в комнате Тангейзер переоделся в шелковый камзол цвета бургундского вина, отделанный золотыми полосками. Прицепил меч работы Джулиана дель Рея с серебряной головой леопарда на рукояти, потер рукой отросшую щетину, вместо того чтобы побриться. У него не было зеркала, но он точно знал, что будет самой заметной фигурой на берегу. Борс прокричал его имя снизу, с улицы, прибавив несколько ругательств, и Тангейзер поспешил к нему присоединиться.

Восемь двухколесных повозок, запряженных волами, ждали на улице. Огромные животные стоически переносили жару. Повозки были нагружены порохом, бронзовыми ядрами, ивовым углем и свинцовыми чушками. Борс нетерпеливо ждал, сидя на своем гнедом, а Гаспаро держал под уздцы Бурака.

Тангейзер спросил:

— Гаспаро, как дела сегодня?

Гаспаро был крепкий парень шестнадцати лет, застенчивый и безгранично преданный хозяину. Он широко улыбнулся в ответ, сконфузившись от чести быть спрошенным. Тангейзер похлопал его по спине и повернулся к Бураку, чья искренняя любовь наполняла его бесконечной радостью. Бурак был теке-туркменский конь из оазиса Ахаль; эта порода издавна почиталась священной и именовалась нэсэн — сам Чингисхан ездил на таком скакуне. Подвижный, очень выносливый, удивительно грациозный, конь держал голову высоко, с прирожденной величественностью. Он был цвета только что отлитой золотой монеты, а хвост и короткая, собранная в кисточки грива — пшеничного оттенка. Тангейзер растил его на бараньем жире и ячмене и держал бы коня прямо в таверне, если бы на это согласились его партнеры. Бурак опустил голову, и Тангейзер нежно погладил его.

— Нет тебя прекраснее, — сказал Тангейзер; Бурак всхрапнул и мотнул длинной шеей.

Тангейзер сел верхом и, как обычно, тут же ощутил себя Цезарем. Бураку не требовались удила, так чутко он реагировал на самое легкое прикосновение. Взаимопонимание всадника и коня было полным. Бурак тронулся с места так, будто весь поход был задуман им лично, вслед за ним возницы щелкнули хлыстами, волы натянули постромки, и, с всадниками во главе, весь караван повозок покатился через гавань.