Честно сказать, не думала, что родительница захочет остаться вместе со мной наедине. Я-то уже вовсю мечтала о горячей ванне, полной ароматной пены, в которой буду лежать, пока вода не остынет. Хотела немного забыться… Вместо этого пришлось выслушать тонну критики в адрес своего внешнего вида.
— Да как они посмели нарядить мою дочь в эти лохмотья?! — возмущалась женщина, стаскивая с меня балахон и впоследствии потрясая им в воздухе. — Как вообще в это безобразие можно одеваться?!
Я испугалась за Жужика, который рисковал попасться маме на глаза. А еще она своими действиями могла его нечаянно придавить ногой, так как подол балахона сейчас терся о ковер. Но взгляд тут же выцепил зеленого пушистика, который сидел на настенном бра. У меня прямо камень с души упал. Списав мое временное замешательство на свой счет, мама ненадолго притихла. Пришлось отвечать:
— Мам, так надо… — безуспешно попыталась защитить собственное одеяние я. — Таков устав…
— Устав не устав… — мама отшвырнула балахон в сторону и в полном ужасе уставилась на мои ботинки, полностью проигнорировав платье. — А это что?! Мари, тебе самой не стыдно ходить в этом? Как ты можешь еще и защищать это…этот наряд…этих монахинь?!
— Наверное потому, что я сама послушница, — смакуя материнскую скорбь по моему внешнему виду, скромно произнесла я. — Они, то есть мы, ни в чем не виноваты. В монастырях все очень бедные. А кроме того… в храм отнюдь не на бал идут.
Проследила, как милое личико родительницы стало покрываться красными пятнами. Значит, попала в точку. Нет, а самое главное, она не может вслух попросить прощение! Найти виноватого помимо себя? Пожалуйста, целый монастырь! А то, что по их с отцом воле я там оказалась…
— Ты в первую очередь леди! — в сердцах воскликнула мать, а я демонстративно медленно стала разуваться. — Неужели тебе не было стыдно сегодня перед родственниками?
Богиня, как же хорошо, что я покраснела еще когда наклонялась вниз, чтобы расшнуровать обувь…
— А чего мне стыдиться? — невозмутимо откликнулась, делая вид, что меня ее слова ни капли не взволновали. — В чем была, в том и приехала. У меня в монастыре другой одежды не было.
— Нет, была! — с жаром возразила Сьюзан. — Ты же отсюда в чем-то уезжала, не так ли?
— Уезжала, — со вполне натуральным безразличием пожала плечами. — Но я сильно похудела за эти три года, знаешь ли (да, я решила ответить ей в ее же тоне!), и платье просто-напросто на мне не держалось. Везти обратно не хотелось, ибо оно мне велико и больше не нравится.
— Что-о? — реакция родительницы была неоднозначной. — А ну-ка…
И она бесцеремонно стала стягивать с меня платье и сорочку. Я не возражала. Пускай смотрит.
— Да уж… — после минутного молчания, наконец, выдавила леди Гиллтон. — Похудела сильно… Мари, скажи, они тебя там что, голодом морили?
— Нет… — в свою очередь понарошку смутилась я. — Кормили…ну так…нормально.
— И что мне теперь делать с тем ворохом нарядов? — мама озадаченно повернулась к моей постели, на которой были аккуратно разложены заказанные платья.
— А не надо было их без меня заказывать… — тихо произнесла, попутно забирая из ослабших маминых рук монастырскую сорочку.
— Я так хотела угодить тебе… — скорбно откликнулась моя собеседница.
А я внутри ликовала. Это же третья месть родителям! Вернувшаяся блудная Марианна, которая истощала и от этого не смогла надеть единственное имеющееся у нее приличное платье, а потому опозорившая своих отца и мать перед многочисленными «совершенно случайно» гостившими родственниками. Ладно-ладно, сейчас я начну обговаривать свои предпочтения насчет «целомудренности» нарядов. Раскритикую моду…