Старый служитель ордена бенедиктинцев поблагодарил Николая за проявленную о нём заботу и на некоторое время затих. Он прислушивался к своим внутренним ощущениям. Потом светло улыбнулся и произнёс:

– Вашими молитвами и усердием, добрые братья мои, я сейчас живу, радуюсь и надеюсь, что буду жить и дальше! И, знаете, боль в грудине стала терпима. Надеюсь, что с божьей помощью я вынесу обратную дорогу до монастыря.

– Вот и хорошо! – удовлетворённо произнёс Николай и попросил друзей помочь ему осторожно перенести монаха на телегу, а сам пристроился на повозке за кучера.

Алексей Никифорович привязал лошадь зятя к своему седлу, и так они все вместе тронулись в путь к монастырю братьев-бенедиктинцев. До аббатства Сен-Пьер д’Овиллер оставалось всего одно льё[8].

Где-то через час телега брата Пьера под управлением Николая, то есть брата Николя, в сопровождении конного эскорта «братьев-иезуитов» Алекса и Андре подъезжала к воротам монастыря братьев-бенедиктинцев. Было уже темно. Громким стуком припозднившиеся путники оповестили обитателей монастыря о своём запоздалом прибытии. Ждать пришлось недолго. Вскоре открылось слуховое окошко на воротах, и в нём показалось худощавое лицо монаха. Он уже было открыл рот, чтобы узнать имена и обстоятельства, которые привели ночных путников к монастырю, но сумел узнать силуэт телеги с бочкой, на которой уехал брат Пьер. Молодой монашек обрадовался, засуетился и, обернувшись, крикнул кому-то:

– Там, за воротами, телега нашего брата Пьера!

И прежде чем Николай успел что-то объяснить, в слуховом окошке показался другой монах. В противоположность первому монаху у этого лицо выглядело огромным, решительным и властным.

– Кто вы такие и откуда у вас наша телега? – раздался рокочущий бас.

– Мы братья ордена иезуитов и находимся в странствии, выполняя волю нашего владыки и священный долг обращения к нашей вере язычников в дальних землях. На вашей телеге мы привезли раненого вашего собрата.

– Так он жив? – с сомнением спросил из-за ворот первый монах.

После чего этот же вопрос повторил монах с властным лицом. Он пытался получше разглядеть ночных гостей.

– Бог послал нас в помощь вашему брату Пьеру. Нам удалось отбить его у шайки разбойников, но ему требуется немедленная помощь лекаря, – принялся объяснять Николай.

– А где он сам? Что-то я его не вижу с вами, – засомневался бенедиктинец.

Он отнюдь не торопился открывать ворота монастыря. Услышав знакомые голоса, брат Пьер попытался привстать и заявить о своём присутствии, но значительная потеря крови вынудила его снова лечь. Его голос быстро осип, и дальше монах смог только громко шептать, но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы дежурившие на воротах бенедиктинцы признали в приехавшем человеке своего брата. Вскоре бесшумно открылись тяжёлые ворота монастыря, и парочка монахов в тёмных рясах бросились к телеге. Полный бенедиктинец удостоверился, что на телеге находится именно их брат, и, не скрывая радости, трижды перекрестился. Затем укоризненно оглянулся на молоденького монаха, который стоял поодаль от них и боялся подойти поближе к телеге. Ему явно было стыдно за малодушие, которое он проявил при нападении разбойников.

– Здравствуй, наш брат Пьер! Слава Господу нашему, что ниспослал тебе защитников. А то брат Винцент сегодня вечером принёс нам дурную весть про твою гибель. Но, слава Богу, он ошибся, и всё обошлось! – со счастливой улыбкой произнёс широкоплечий монах. Он ещё раз укоризненно оглянулся на молодого бенедиктинца и приказал ему: – Подойди сюда, брат Винцент, и попроси прощения у брата Пьера за неправедные слова свои и трусость, которую ты проявил при защите имущества монастыря и жизни брата нашего!

Молодой монах, виновник ложной тревоги, не смея посмотреть на кого-либо, семенящей походкой подбежал к телеге. Его лицо отражало смесь раскаяния и радости. Он приник к правой руке брата Пьера, которая плетнём свисала с борта телеги. Винцент некоторое время собирался со словами, но в конце концов лишь горестно заплакал, отпустил руку Пьера, упал на колени перед телегой и стал истово молиться во славу Господа. Рослый монах тоже трижды перекрестился, отступил в сторону и поклонился тихо подошедшему пожилому настоятелю монастыря. Тот мельком посмотрел на бледное лицо пострадавшего и обратился к гостям:

– Благодарим вас, благородные братья-иезуиты, за спасение нашего брата Пьера. Сегодня уже поздно. Вы, очевидно, устали с дальней дороги, оттого прошу вас разделить с нами кров и пищу, что сегодня ниспослал нам Господь наш! Я являюсь настоятелем сего монастыря братьев ордена бенедиктинцев. Зовите меня аббат Изидор. Брат Бастиан закроет ворота, а затем проводит вас до конюшни. Там оставьте ваших коней и приходите ко мне. Я буду в обеденном зале. За своих лошадей не беспокойтесь. За ними должным образом присмотрят наши братья. Брата Пьера к нашему брату-лекарю отвезёт брат Винцент. Пусть тот посмотрит, насколько тяжелы раны, и решит, как можно помочь, брату Пьеру. Как только поставите в конюшне ваших лошадей, брат Бастиан проводит вас ко мне. Там, за скромной трапезой, мы все вместе помолимся и поговорим о делах наших насущных.

Друзья представились аббату Изидору латинскими вариантами своих имён и поблагодарили его за возможность переночевать в монастыре. Настоятель ещё раз внимательно оглядел гостей, их лошадей и кинул быстрый, но острый взгляд на дорожные баулы. Хотел что-то спросить, но тут где-то вдали послышались приглушённые хлопки. Словно там давали праздничный салют. Беспорядочные выстрелы быстро переходили в сплошную канонаду взрывов различной громкости. Настоятель тяжело вздохнул, с горестным видом посмотрел на лежащего на телеге Пьера. Тот порывался встать и что-то объяснить аббату, но резкая боль в боку не давала ему это сделать. Раненый монах лишь горестно вздохнул, возвёл очи к небу, лёг на спину и стал тихо молиться. Настоятель монастыря, несмотря на свой преклонный возраст, быстрым шагом удалился, а брат Винцент подошёл к Николаю и тоненьким, ломающимся юношеским голосом произнёс:

– Не угодно ли брату Николя уступить мне место возницы?

– А что это у вас в монастыре за стрельба такая странная происходит? – удивлённо глядя на тщедушного монаха-подростка, спросил Николай.