– Ты мне тоже не нравишься. – Мои слова вызывают у нее редкую, искреннюю улыбку. – Так, что там у меня дальше по расписанию? Я знаю, что пропустила собрание по торговым вопросам, но есть ли еще какие-то мероприятия, на которые мне необходимо попасть до захода солнца?

Она смотрит на меня так, как будто у меня выросла вторая голова.

– Откуда я знаю? – моргает она.

Я сдерживаю смех.

– В последний раз, когда у меня был телохранитель, он следил за моим расписанием.

«Странно. Он тоже был Самосом».

Эванжелина вздыхает, понимая ход моих мыслей.

– Лукас был не так уж плох. Он не заслуживал смерти. – Ее взгляд немного затуманивается, темнеет от воспоминаний. – И он был лучшим телохранителем, чем я. Я понятия не имею, где тебе сейчас нужно находиться.

– Здорово.

В ее глазах снова появляются озорные искорки; они сверкают ярче, чем когда-либо. Она ухмыляется, показывая зубы.

– Но зато я знаю, где сейчас кое-кто.

У меня сводит живот.

– Почему ты продолжаешь подталкивать нас друг к другу?

– Ну, раньше я делала это для того, чтобы он точно на мне не женился. То есть: ну, как ты вообще себе это представляешь? Нет, спасибо, – говорит она, притворяясь, что ее тошнит. Я поджимаю губы, когда мы входим во дворец. – Ладно, каждому свое.

После бодрящего холодного воздуха тепло дома обволакивает меня, как уютное одеяло. Запах, однако, остается тем же. И внутри, и снаружи во дворце царит сосновая свежесть.

– А почему ты подталкиваешь меня сейчас? – спрашиваю я, понизив голос.

Несколько заседаний все еще продолжаются, и, на мой взгляд, по дворцу бродит слишком много людей.

Эванжелина даже не пытается говорить тише.

– Не так много людей заслуживают того, чтобы быть счастливыми. Я, конечно, не вхожу в их число, но вот я здесь. – Она ведет меня за угол, поворачивая в сторону прихожей. – И, возможно, Бэрроу, ты этого заслуживаешь.

Я бросаю на нее изумленный взгляд. Это одна из самых добрых вещей, которые я когда-либо слышала – и каким-то образом получилось, что эти слова мне говорит Эванжелина Самос.