Мама решила дать мне немного отдохнуть. Присела возле меня и прикрыла полой своего пальто. Я приник к материнским коленям и, немного согревшись, заснул. Сколько времени продолжался этот сон, трудно сказать, но вдруг я услышал мужской голос и, открыв глаза, увидел прямо над собой лошадиную морду. Оказалось, что это проезжий крестьянин, также застигнутый бураном, буквально наткнулся на нас. Осадив запряженную в сани лошадь, он воскликнул:

— О господи, та ще ж це таке?

Мы поднялись, и мама начала просить этого человека, чтобы он не дал нам замерзнуть в степи. Но мужик-украинец, стоявший возле нас, и сам был в тяжелом положении. Почесав затылок, он пожаловался:

— Що ж нам робыть? Коняка моя чуть тягне сани. Мороз та витер и у меня душу вытряс.

Но бросить нас ему не позволила совесть, да и мать слезно молила его о помощи. Она все время показывала на меня, скорченного, обессилевшего, еле стоящего на ногах.

— Совсем пропадет, замерзнет, — говорила она крестьянину.

Мужик, сокрушенно вздохнув, согласился:

— Ну, бог з вами, сидайте обое. Як-нибудь доберемось куда-нибудь.

Мы сели в сани-розвальни, и подвода тронулась. Меня укрыли какой-то дерюгой. Мама стала рассказывать нашему спасителю, кто мы и куда добираемся. На заносах сани подбрасывало, как лодку на волнах. Меня укачало, я забылся и задремал.

К вечеру мы увидели огни какого-то села. Крестьянин знал это село и назвал его. Ему надо было ехать дальше, в другую сторону, и он сказал маме:

— Отсюда до Боровского рукой подать. Переночуйте здесь у добрых людей, а утром, может, и погода улучшится.

Мать поблагодарила хорошего человека, и мы отправились искать ночлег. Село это было зажиточным, но добрых людей нам долго не удавалось найти. Сколько ни просила мама под окнами деревенских хат, всюду нас встречали окриком, грубыми отказами.

— Много вас таких шатается. Идите дальше!

Только в самой крайней, бедной хатенке нам улыбнулось счастье. Мать постучала в едва светящееся оконце и попросила разрешения переночевать. В ответ послышалось долгожданное:

— Войдите, бог с вами!

Мы вошли, и на нас пахнуло людским теплом и неимоверной бедностью. Но плохо одетые люди проявили к нам столько сердечной доброты, что мы сразу же почувствовали себя как дома. Хозяйка стала расспрашивать, кто мы и куда идем. Узнав о том, что мы держим путь в Боровское, она воскликнула:

— Так у меня же там хорошая приятельница — Елизавета Васильевна Агафонова. Не знаете такой?

Мама с радостным удивлением сообщила, что это ее родная сестра. Оказалось, что через Елизавету Васильевну хозяйка знает многое и о моей матери. После этого между женщинами завязалась задушевная беседа.

Но меня, изрядно продрогшего на морозе и едва не сгинувшего совсем, не покидала мысль о порванных штанах. Улучив удобную минуту, я шепнул матушке, что не могу раздеться; меня посадили на печку и оттуда я отдал в починку штаны.

Намаявшись за день, я, как говорят украинцы, «улаштувався» в уголке на печке и тут же крепко заснул. Проснулся утром бодрым и повеселевшим.