Остальные разошлись, зато вернулась Хтония, и это было хорошо, потому что я соби ралась обсудить с ней несколько срочных дел. После этого я велела ей также отдыхать, тем более что она заслужила сегодня отдых, как никто. А потом, как всегда, отправилась в обход.

Уже совсем стемнело, ночь, как и вчера, наступила удивительно быстро. Вторая ночь на Земле Жары.

Я еще не знала, сколько лет мне предстоит здесь провести, и никаких предчувствий у меня не было. Я думала о своих людях.

Многие из них уже спали — слишком устали, и, вдобавок, впервые за долгое время поели досыта. Правда, Мегакло и ее команда следили, чтобы не обжирались, иначе не избежать болезней. Из-за этой усталости не было обычных песен и состязаний у костров, но лагерь жил своей жизнью. Те, кого еще не сморил сон, обсуждали сегодняшние события, хвастались собственной храбростью, жаловались на раны (все это, разумеется, относится к самофракийцам), кто-то храпел и стонал во сне. Слышались стоны и другого рода. Кое-кто уже занимался любовью под покровом ночи, ибо на иных сражения действуют крепче вина и сильней конской травы.

Перекликались часовые. Где-то вдали выли и тявкали волки, привлеченные запахом мяса. Я уже видела их днем, они не напоминали наших волков, их и волками-то с трудом можно было назвать, а из лагеря им отвечали рычанием наши псы.

Я подняла голову. Луна была огромна. Я подумала: не зря говорят, что Богиня пришла из этой земли. Оба ее лица — и дневное, и ночное, здесь таковы, как нигде…

Я должна получить больше знаний! Мы уже не в открытом море. Я не могу строить дальнейшие действия вслепую!

Растянувшись на прибрежных камнях, я уснула, не вспомнив, что так и не ела в тот день.

Утро началось с того, что вернулся Диокл. На рассвете его заметили часовые и подняли шум, так что к тому времени, как «Гриф» подгреб к берегу, весь лагерь проснулся.

Я, зевая, села на камень.

Диокл спрыгнул в воду и поплюхал к берегу, за ним — несколько человек из команды. На берегу их окружили другие самофракийцы — мужчины и женщины. Никто из амазонок даже не приблизился.

Я заметила, что, хотя Диокла осыпали бранью на всех употребляемых в моем войске языках, никто не сделал попытки ударить его или подтащить ко мне силой.

Оказавшись прямо передо мной, он остановился. Поза его была не слишком удобна — глядеть мне в глаза он избегал, а так как я сидела, а он стоял, то он рисковал свернуть себе шею.

— Ну? — спросила я.

Он с шумом втянул в себя воздух. Потом выдавил главное, что, очевидно, приберегал напоследок, но решил, чтобы не мучаться, высказать сразу.

— Я… я испугался.

— Дальше.

— Ну… я не понимал, что там, на берегу, и приказал уходить в море. Потом наступила ночь…

— А потом?

— Потом мне стало стыдно, — почти беззвучно ответил он. И, наконец, посмотрел на меня.