- Сам знаешь,- говорит начальник,-уйти за границу они не могли, значит, скорее всего перевалили через хребет и пасутся где-то на том склоне. Вообще говоря, если вылезти на гребень хребта, то оттуда сразу увидишь, где стадо. Ну, да что говорить, залезть на гребень и летом очень трудно, а зимой и вовсе невозможно.
Джурбай очень внимательно все это выслушивает:
- Видимо, так и есть, надо ехать,- и он лезет в кузов машины.
Я с трудом забираюсь в кабинку. Мы трогаемся. Справа тянется заснеженный склон хребта, слева - светлая речка, а перед ней забор из колючей проволоки. Это граница. За речкой, которую можно перейти, закатав штаны,- Афганистан. На
Снег, снег и снег… Гудит машина. Проходит час, второй, третий, мы все едем и едем. Все бело!
Эта дорога кажется мне продолжением ночных кошмаров.
Мы остановились, кто-то застучал по кабинке. Я опустил стекло, у кабинки стоит Салом.
- Знаете,- говорит он,- с Валей плохо, по-моему, он болен, а хорохорится, говорит, ерунда.
- А ну, давайте его сюда!
Неохотно вылез из кузова Валя.
Кладу ему руку на лицо. Даже несмотря -на то что у меня самого высокая температура, чувствую, что он горит.
- Давно это?
- Да не знаю, видимо, после той прогулки под снегом.
Мы сияли полушубки и втроем поместились в кабине. Обсамат с сомнением посмотрел на мои колени, прижатые к ручному тормозу и к рычагам переключения передач, но ничего не сказал.
Мне было плохо. И белая качающаяся пелена, и шум мотора, и горячий пол кабины, и отвратительный запах бензина - все превратилось в какой-то бесконечно длящийся бред.
Валя в полузабытьи. Он то приваливался ко мне с закрытыми глазами, то с каким-то ошеломленным видом озирался кругом, а потом его голова начинала стучать по стволам ружья, которое он упорно держал между колен, не соглашаясь никому отдать.
Шлагбаум около следующей заставы. Подошел начальник. Лицо мокрое от пота, он задыхается, видно, бежал от самого дома. Это наш старый друг, его предупредили, что я заболел и что поеду мимо.
- Ну как? - говорит он.- Давай, заезжай, покушай, отдохни.
- Нет,- отвечаю я.- Пенициллин есть?
- Нет. Но все-таки, может, покушаешь? Все горячее, все на столе.