Книги
Распущенные знамёна
Итоги Моонзундского сражения: Германский «Морской отряд особого назначения» потерял три линкора, пять крейсеров, одиннадцать эсминцев, не считая прочих кораблей, самолётов, дирижаблей и солдат десанта. Русский флот потерял один эсминец и адмирала Колчака.
Вице-адмирал Шмидт был вызван в Берлин, где отчитался в проделанной работе, после чего был смещён со своего поста.
Командующий 8-й германской армией генерал Гюнтер фон Кирхбах, узнав о поражении, которое потерпел Шмидт, поёжился, представив, какой приём ждет адмирала в Берлине, и отдал приказ о наступлении.
Так и не получив поддержки флота, фон Кирхбах не стал атаковать со стороны залива. Он сосредоточил все силы, включая переброшенные с других фронтов подкрепления, на левом фланге русских позиций. Ведомые его железной волей германские войска шли вперёд, не считаясь с потерями, и пробили-таки брешь в обороне противника. Абрамов немедленно направил к месту прорыва все имеющиеся в его распоряжении резервы, включая оба «добровольческих» корпуса. Последние сообщения о ходе боя обнадеживали: враг выдохся и пятился назад, отступая через проделанную им же самим брешь. Еще немного усилий – и дыра в обороне будет заштопана, а операция «Контр Страйк» придёт к своему победному завершению.
Эта германская часть осталась в тылу у русских, и по умолчанию была обречена. Находясь на самом острие прорыва, германская пехота не успела опомниться, как у неё за спиной с лязгом и грохотом сомкнули огромные клещи два русских корпуса. Дорога к своим была отрезана, но и ими русские пока не интересовались.
Осознав произошедшее и взвесив все за и против, командир части решил, что выбрасывать белый флаг им пока ещё рано, а потому повёл часть в сторону находящейся в русском тылу железнодорожной станции.
Вражья сила не была многочисленной, к тому же её уже заметили с воздуха, и в погоню тут же устремился казачий полк. Но час времени в запасе у германцев ещё был, и у них была артиллерийская батарея…
Близкий разрыв снаряда заставил Абрамова оторвать взгляд от карты. Схватив куртку, он устремился к выходу из вагона. К нему уже спешили с докладом: «Какая-то шальная часть, немногочисленная, но с артиллерией». «А на станции два санитарных поезда, не считая штабного, — подумал командующий и вскочил на подножку бронированного вагона. — Давай за выходную стрелку! — крикнул он командиру «Товарища», который на всякий случай всё время держал паровоз под парами.
Вражескую батарею увидели сразу, как выехали со станции. Но и противник их тоже увидел. Сквозь щель в борту вагона Абрамов видел, как германские артиллеристы поспешно разворачивают орудия. «Не успеют», подумал он. Ошибся командующий всего лишь на чуток. До того, как батарею накрыл залп орудий бронепоезда, одна пушка всё-таки успела произвести выстрел. Один единственный снаряд каким-то чудом попал в зазор между бронелистами, раздвинул их и разорвался внутри вагона, где был Абрамов.
От Риги в сторону Петрограда мчался литерный поезд. Шёл на проход. Если и задерживался на какой станции, то только лишь для того чтобы поменять паровоз или бригаду. Поезд состоял всего из двух вагонов. В одном ехала охрана, а в другом везли командующего Объединёнными силами Рижского залива. Абрамов находился в глубокой коме. Неподвижное тело под окровавленными бинтами казалось безжизненным, бледное без кровинки лицо заострилось. Сопровождающий командующего врач время от времени подходил, щупал пульс. Негромко говорил дежурившей возле раненого сестре:
— Пока жив. Если что – зовите немедленно, — и уходил в соседнее купе, чтобы немного подремать.
Часть вторая
Глава первая
Кольский залив покидал последний пароход с «добровольцами». Генерал Корнилов смотрел, как уходит назад стылый берег с примёрзшим к нему городком. Чуть больше года назад, едва став городом, он принял название Романов-на-Мурмане. Где они сейчас, Романовы? Кто не утонул в шведских водах, разбрелись по белу свету, а некоторые даже на посылках у новой власти. Упала с фамилии корона, упала фамилия с названия города: теперь он просто Мурманск.
Корнилов плотнее запахнул шинель. Последнее время его не покидало ощущение, что отправляется он нынче в изгнание. И почётное (глава Русской военной миссии при штабах союзников), и, как ни крути, отчасти даже добровольное (сам ведь набирал «добровольцев») — но изгнание. Какие, право, бестии эти «товарищи»: ловко всё устроили, не подкопаешься. Руками человека, который мог быть для них опасен – его руками! — собрали ещё несколько тысяч столь же для себя опасных и отправили подальше от России – воюйте, коли нравится! А он, старый дурак, понял это слишком поздно.
«Полно, Лавр Георгиевич, полно. Ну понял бы раньше, разве что-то бы изменилось? Повёл бы войска на Петроград, против Брусилова и Духонина? Нет, не повёл бы! Тогда чего? А ничего, просто тоскливо на душе и начинаешь как-то завидовать Колчаку: принял адмирал геройскую смерть за Россию и похоронен, как герой, в Морском Никольском соборе Кронштадта. А ведь, помнится, Александр Васильевич недалеко от меня мыслями ушёл».
Генерал ещё раз глянул на удаляющийся берег и направился к входу во внутренние помещения судна.
Избавившись от волглой шинели, Корнилов прошёл в салон, где собрались старшие офицеры. В салоне было шумно, но как только прозвучала команда «Господа офицеры!» разговоры разом смолкли, а все офицеры повскакивали с мест и вытянулись «во фрунт» в сторону вошедшего.
— Вольно, господа, прошу садиться.
Корнилов присел за один из столиков, дождался, пока бокал наполнится янтарной жидкостью, но пить не стал, спросил: