Бой за Кассарский плёс был уже проигран, когда пришло сообщение от Бенка. ««Петропавловск» и «Севастополь» в Рижском заливе. Русские заманили мой флот в ловушку», — думал потрясённый Шмидт. Сообщение от Сушона эту догадку только подтвердило. Пока Шмидт думал, что ответить командирам эскадр, первые отступающие эсминцы вошли в пролив. И тут началось непонятное, вселяющее некий суеверный страх: под днищами эсминцев стали взрываться мины. Как они могли там оказаться, если фарватер был самым тщательным образом протрален? Но факт оставался фактом: два эсминца получили серьёзные повреждения и выбросились на мель, а взрывы гремели уже под днищами других кораблей.
В это время пришло новое сообщение от Бенке: «При отходе корабли эскадры попали на минное поле непонятного происхождения. Крейсер «Данциг» и два эсминца затонули. Многие корабли, включая линкор «Маркграф», получили серьёзные повреждения и не могут больше сражаться».
Шмидт посмотрел в сторону Соэлозунда: «Нет, это не наваждение. Это ещё одна ловушка, приготовленная для нас русскими».
Опять сообщение от Бенка: «Батареи Цереля бьют по эскадре».
Это был конец. Проиграна не только битва на Кассарском плёсе. Проиграно всё Моонзундское сражение. Оставалось только спасать то, что можно было спасти. Думая так Шмид имел в виду только линкоры. Судьба остальных кораблей и десанта его волновала гораздо меньше. Отдав приказы эскадрам Сушона и Бенке отходить к Ирбенам, Шмидт приказал Гейнриху оставаться на «Эмдене», собрать все уцелевшие эсминцы, снять с островов десант и следовать к новому месту сбора, а сам пошёл на «Мольтке» на выручку Бенку и Сушону, увлекая за собой оставшиеся крейсера.
Тело Колчака доставили на «Аврору». Не знаю, согласился бы ТОТ Колчак принять такую судьбу: всё-таки у него в запасе было еще два с половиной года до того момента, как его простреленное тело скинули в полынью под Иркутском. Скажу одно: смерть в бою на мостике боевого корабля представляется мне более подобающей для адмирала флота российского.
При подходе к Церелю, Шмидт дал приказ приблизиться к берегу, чтобы поквитаться с русскими за коварство. Но когда идущий впереди крейсер подкинуло взрывом, Шмидт приказал всем кораблям эскадры застопорить ход и тут же отработать назад. Он догадался, что у Цереля их ждет всё та же минная ловушка, секрета которой он пока не разгадал.
Последний бой, поставивший крест на операции «Альбион» произошёл между русскими и германскими кораблями, когда через Ирбены прорывалась эскадра Сушона. В тот час она напоминала израненного зверя, который отчаянно рвался из смертельной ловушки, отбиваясь правой лапой от батарей Цереля, левой от эскадры Развозова, а за пятки его хватала эскадра Бахирева. На траверзе Сворбе путь эскадры лежал мимо затонувшего корабля, в котором Сушон с содроганием узнал линкор «Маркграф», который так и не дотянул до Ирбен. Команда с линкора была снята, но кайзеровский флаг всё ещё трепетал на торчащей из воды мачте.
Сушон с тревогой посмотрел назад туда, где прикрывающий отход эскадры линкор «Принц-регент Луитпольд», окутанный пламенем и дымом, всё дальше отставал от остальных кораблей. Вот он повернулся носом к берегу и вскоре выбросился на мель. Сушон посмотрел, как сползает с мачты перед приближающимися русскими кораблями флаг его страны и отвернулся. Он не винил командира линкора. Тот сражался, пока мог, и теперь совершил мужественный поступок, подарив эскадре драгоценное время. Продолжи он битву – и другим кораблям пришлось бы остановиться: одним, чтобы снять с тонущего линкора команду, другим, чтобы прикрывать операцию огнём. Кто знает, ушёл бы тогда хоть один корабль?
Развозов и Бахирев стояли на мостике «Петропавловска» и смотрели, как тают на горизонте дымы германского флота.
— Победа, Александр Владимирович, — сказал Бахирев, — славная Победа!
— Да, — произнёс Развозов, — Победа, Михаил Коронатович, но какой дорогой ценой…
В эту минуту он думал о Колчаке.
Шишко примчался на батарею № 45 на трофейном самокате грязный и злой. Он только что побывал на батарее № 46 и очень рассчитывал хоть здесь увидеть нечто иное – но, увы: отступающие десантники перед уходом привели пушки в непригодное для стрельбы состояние.
— Ну что же вы так? — спрашивал Шишко. — Кошкин успел, а вы нет! — Морпехи только угрюмо молчали.
За них заступился командир артиллеристов:
— Твои ребята молодцы – дрались как черти. Потому германцы большого урона батарее нанести не успели. Скоро сможем стрелять!
— Через час сможете? — С надеждой спросил Шишко.
— Куда загнул, — покачал головой артиллерист, — дня через два, не раньше.
Шишко только рукой махнул и стал смотреть вниз на воду, где «Эмден», получая рану за раной от выстрелов батареи № 34, прикрывал отход эсминцев и кораблей с остатками десанта.