Книги

Расизм и антисемитизм в гитлеровской Германии. Антинацистское Сопротивление немецких евреев

22
18
20
22
24
26
28
30

Многие немецкие евреи служили переводчиками и следователями, в частности, на Нюрнбергском процессе[359]. Старшим переводчиком американской делегации в Нюрнберге был Рихард Зонненфельдт – человек удивительной судьбы, достойной приключенческого романа. Сын немецких евреев, в 1938 г. он с братом при помощи родителей бежал из нацистской Германии в Англию. Рихарду было всего 15 лет и, по его собственному признанию, он знал по-английски меньше сотни слов. В последующие семь лет судьба забрасывала юного Зонненфельдта сначала в Австралию, потом в Индию и, наконец, в США. Войну он окончил рядовым американской армии, в составе которой успел принять участие в Арденнской операции и освобождении узников концентрационного лагеря Дахау. За это время Зоннен-фельдт выучил английский язык так хорошо, что в 1945 г. был назначен старшим переводчиком делегации США в Нюрнберге[360].

Американским переводчиком в Нюрнберге работал Говард Трист. Он родился в 1923 г. в еврейской семье в Мюнхене, и был подростком, когда нацисты начали поголовные преследования евреев. Его семья перебралась в Люксембург 31 августа 1939 г., накануне германского вторжения в Польшу. Тристы хотели эмигрировать в США, но денег для того, чтобы ехать всем вместе, не хватило. Говард уплыл за океан первым в апреле 1940 г., а родители и сестра должны были присоединиться к нему спустя месяц.

Отсрочка стоила родителям Говарда жизни. Его 43-летнюю мать Лию и 56-летнего отца Бертольда отправили из Франции в Освенцим (лагерь смерти Аушвиц), где оба погибли. Сестра Говарда Марго смогла тайно перебраться в Швейцарию и оттуда уехать в США.

В США Говарда Триста не хотели брать на военную службу, так как он не был американским гражданином, но в 1943 г. добровольцу Тристу удалось попасть в лагерь Ричи: он свободно говорил по-немецки и готов был сражаться с нацистами. Вскоре Трист получил американский паспорт. 6 июня 1944 г., когда началась операция «Оверлорд», Трист в составе американских войск высадился в Нормандии, с боями вошел в Германию; служил в разведке.

Летом 1945 г. Говард Трист ушел в отставку, после чего начал работать на военное ведомство США в качестве гражданского лица. Говарда командировали в Нюрнберг, где он помогал тюремному врачу – майору американской армии Леону Голден-сону, родившемуся в Нью-Йорке потомку литовских евреев, проводить психологическое освидетельствование обвиняемых. Доктор Голденсон настаивал на том, чтобы подсудимые не пытались изъясняться на английском и говорили на немецком, чтобы ничего не упустить. Таким образом, Трист провел многие часы с нацистами, переводя беседы с ними доктора Голденсона. Эти беседы опубликованы в книге Голденсона «Нюрнбергские интервью»[361].

Говарду Тристу пришлось работать с Рудольфом Гессом – заместителем Гитлера, бежавшим в Великобританию в мае 1941 г., где он был арестован. Трист вспоминал, что Гесс вел себя как зомби, думая, что за ним охотятся: «Гесс собирал еду в пакеты и отдавал мне и другим психиатрам, чтобы мы проверили образцы и убедились, что его не пытаются отравить. Гесс был очень тихим заключенным, отвечал на некоторые вопросы, но не вдавался в подробности. Никто не знал, играет ли он роль или ведет себя естественно». Трист переводил допросы патологического антисемита гауляйтера Франконии Юлиуса Штрайхера: «У Штрайхера были бумаги, которые он не хотел показывать ни майору Келли, ни кому бы то ни было другому, потому что он не желал, чтобы они попали в руки евреев. В итоге он отдал их мне – я был высоким голубоглазым блондином. Штрайхер сказал, что отдаст их переводчику, так как уверен, что я истинный ариец, судя по моему произношению». Трист еле сдержался от смеха, когда услышал от Штрайхера, что тот якобы чует запах еврея за километр. «Штрайхер часами разговаривал со мной, потому что считал меня истинным арийцем. Благодаря этому мы очень многое узнали». Ни один из нацистов, чьи высказывания переводил Трист, не знал, что перед ним еврей. Тристу пришлось работать и с комендантом лагеря смерти Аушвиц Рудольфом Хёссом, встреча с которым для него была особенно тяжелой: в Аушвице погибли его родители. Переводчик описывает Хёсса как «абсолютно нормального» человека: «Он не выглядел как некто, убивший два или три миллиона человек. Он был очень горд тем, что сделал: “Квота была два миллиона, но я уничтожил три миллиона”. Но в другой раз Хёсс сказал майору Голденсону совсем другое: “Я не знаю, что вы имеете виду. Я лично никого не убивал. Я просто был руководителем программы уничтожения в Аушвице”». Ховард Трист вспоминал, что иногда ему приходилось оставаться в камере с Хёссом один на один: «Это очень странное чувство, когда находишься в одной камере с человеком и знаешь, что он убил твоих родителей. Мне говорили: „Ты можешь отомстить, можешь взять с собой в камеру нож”. Но для меня достаточной местью было знать, что он в тюрьме и что его повесят»[362]. Трист писал, что американские тюремщики «относились к заключенным довольно человечно»; он сдерживал свою ненависть, когда беседовал с заключенными нацистами. «Если бы я не отодвинул на второй план свои истинные чувства, мы бы не получили от них ответов. Но я ни разу ни одному из них не подал руки», – подчеркивал Трист. Ни один из нацистов, чьи слова переводил Трист, не знал, что перед ним еврей: Говард был высоким голубоглазым блондином. Британский историк Хелен Фрай использовала рассказы Триста в книге «Внутри нюрнбергской тюрьмы»[363].

В 2004 г. режиссер Кристиан Бауэр снял документальный фильм «The Ritchie Boys» – «Парни из Ричи»; об их судьбах рассказывает книга Кристиана Бауэра и Ребекки Гёпферт[364]. Встреча ветеранов Ричи состоялась летом 2011 г. в Мемориальном центре памяти жертв Холокоста в Фармингтон-Хиллз, Мичиган (США).

Вместо заключения

История гражданского мужества

23 октября 1941 г. эмиграция евреев из Германии была запрещена. Вскоре начались депортации евреев из крупных немецких городов, включая Берлин. Немецких евреев железнодорожными эшелонами отправляли в лагеря уничтожения на территории Польши. Тех, кто был привлечен к принудительному труду на предприятиях военной промышленности, поначалу не трогали. Однако в конце 1942 г. Йозеф Геббельс, Генрих Гиммлер и генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы Фриц Заукель скоординировали мероприятия по скорейшей депортации берлинских евреев, занятых в военной промышленности.

К началу 1943 г. евреев в Германии насчитывалось около 50 тыс., в том числе в Берлине – около 15 тыс. Акция по аресту всех оставшихся в Германии евреев и их высылке в лагеря уничтожения тщательно планировалась и задумывалась Геббельсом как подарок Гитлеру к его 54-летию – к 20 апреля 1943 г.[365]

Акция началась рано утром в субботу, 27 февраля 1943 г. Подразделения полиции, СС и сотрудники гестапо арестовали в Берлине И тыс. евреев. Аресты проводились на рабочих местах, в жилищах, порой людей хватали прямо на улицах.

Около 2 тыс. арестованных евреев, живших в так называемом смешанном браке (муж – еврей, жена – немка), были размещены по адресу Розенштрассе, д. № 2–4 (Розенштрассе – маленькая улица в восточном Берлине, рядом с Александерплац) в огромном пятиэтажном здании, в котором ранее располагались социальные учреждения еврейской общины Берлина. Арестованных держали под строгой охраной, контакты родственников с ними были запрещены[366].

Уже вечером 27 февраля 1943 г. перед домом № 2–4 по Розенштрассе стихийно образовалась толпа, состоявшая из немецких женщин – жён арестованных. Женщины требовали освобождения заключённых, хором громко скандируя: «Верните нам мужей!». В течение недели сотни немок, многие с детьми, ежедневно приходили сюда, стояли круглые сутки, не пугаясь даже авианалетов. Иногда их, скандирующих «Верните нам мужей!», разгоняла полиция, но они только ненадолго расходились по ближайшим улицам и быстро возвращались. Немецких жен арестованных евреев гестаповцы публично оскорбляли, называя «еврейскими шлюхами», «расовыми преступницами» и «предательницами». Гестапо пыталось убедить их, что, разведясь, они спасут себя и своих детей[367].

Противостояние продолжалось, пока 5 марта 1943 г. не произошло чудо: сначала на Розенштрассе сняли вооруженную охрану дома № 2–4, а затем стали освобождать арестованных. Более того, 25 человек, которых уже успели отправить в Освенцим, срочно возвратили в Берлин. В итоге были освобождены все узники, содержавшиеся на Розенштрассе – около 2 тыс. чел. Есть основания утверждать, что это было сделано по личному приказу Геббельса, с тем чтобы прекратить, наконец, продолжающиеся, по его выражению, «досадные сцены» (так назвал эти события в своем дневнике)[368].

Нацистские власти были всерьез напуганы открытым протестом в центре Берлина. В итоге женщины настояли на своем – нацистский режим отступил. Директива гестапо «временно» освобождала от депортации евреев, женатых на «арийках». Однако отдельные случаи депортаций евреев из таких смешанных семей еще до зимы 1943 г. показывают, что такая «временная» защита в любой момент могла прекратиться.

Отметим, что из И тыс. евреев, арестованных 27 февраля 1943 г. в Берлине, были освобождены лишь те, кто состоял в браке с немками. Что же касается остальных 9 тыс. чел., то их судьба трагична – они были депортированы в лагеря уничтожения, главным образом в Освенцим.

Внимательный читатель, наверное, обратил внимание на некоторую нестыковку: в Берлине жило в начале 1943 г. 15 тыс. евреев, арестовано было около И тыс. (из них 2 тыс. – освобождены, а 9 тыс. депортированы). Куда же девались оставшиеся 4 тыс.?

Именно этот вопрос задал себе Геббельс в дневниковой записи от 2 марта 1943 г. и сам же на него ответил: «Мы выгнали евреев из Берлина. Они в прошлую субботу одновременно схвачены и будут в кратчайшее время депортированы на Восток. К сожалению, и здесь оказалось, что известные слои общества, особенно интеллектуалы, нашу еврейскую политику не понимают и даже отчасти принимают еврейскую сторону. Вследствие этого наша акция преждевременно получила огласку, так что довольно большой части евреев удалось скрыться»[369].

Таким образом, вышеупомянутые 4 тыс. берлинских евреев спаслись от арестов, уйдя в подполье: их прятали немцы. В целом же по Германии в 1941–1945 гг. проживало на нелегальных условиях от 10 до 15 тыс. евреев. Из них пережили войну менее одной трети; в Берлине в канун его штурма советскими войсками в живых остались менее полутора тыс. немецких евреев.