Жанетту собака забавляла гораздо меньше, чем Мишеля. Мне пришлось выслушать ее жалобы на псину, у которой, по ее мнению, было слишком много энергии. Она сделала неверный выбор, надо бы завести пуделя, но этот щенок так умильно смотрел на нее, сидя за витриной зоомагазина, что она не смогла пройти мимо.
— Со мной всегда так, — сказала Жанетта с извиняющейся улыбкой. — Мне стало его жалко. Я не смогла сказать «нет».
Она погасила окурок в пепельнице и засунула пачку сигарет между цветочным горшком и фигурками кошек.
Пес улегся к Мишелю на колени, широко расставив задние лапы, потом перевернулся, дотянулся до его шеи, положил лапы на плечи и с восторгом лизнул его в щеку. Пушистый серый хвост весело мотался туда-сюда.
— Мне бы хотелось найти ему другого хозяина, — продолжала Жанетта. — Я не хочу отдавать его в приют. Может, они его там усыпят. А он очень милый, вот только эта энергия… Он не годится для города. Его бы кому-нибудь, кто живет в деревне, где есть место, чтобы побегать. Это было бы идеально.
Мишель взглянул на меня.
— Слышишь?
Я кивнула.
Шоссе, по которому мы ехали, сбегало вниз по долине. Гектары виноградников, насколько хватало глаз. То тут, то там на вершине холма виднелся замок или загородный дом. Дождь кончился, но небо по-прежнему было затянуто тучами.
Пират скулил на заднем сиденье. Он явно не привык ездить в машине. Поскулив, пес перешел на жалобный вой.
— Наверное, ему надо пописать, — сказал Мишель.
В его голосе я услышала напряжение.
Чуть дальше была площадка для парковки. Я доехала до ее середины и выключила мотор.
Мишель вышел. Открыл заднюю дверь, позвал Пирата, и они отправились к лесу. Я видела, что он разговаривает с собакой.
Подняв уши, Пират искоса смотрел на него. Пушистый хвост, почти свернутый в колечко, задорно раскачивался над его спиной.
Поодаль от меня стояла машина с прицепом. Я видела женщину, которая на заднем сиденье переодевала ребенка. Она подала мужу белый пакетик, и тот пошел с ним к мусорному баку.
Похоже, Мишель с Пиратом от души забавлялись. Пес прыгал, будто нападая, а Мишель, уклоняясь, играл с ним. У меня это вызвало какое-то теплое чувство. Глядя на них, я поняла, что испытываю не только влечение к мужчине. Не только плотское желание.
Это было нечто большее.
Мы ехали километр за километром в молчании. Оно казалось невыносимым, болезненным, но я просто не знала, что сказать.
Все, что приходило в голову, представлялось мне тяжеловесным или наигранным, фальшивым. Нас разделял и языковый барьер, и от этого мне становилось еще тягостнее, потому что я не была уверена в том, поймет ли он, что я хочу сказать.