— Нам надо высушиться, — сказала я. — Мы не можем вернуться в таком виде.
— Почему?
— Как почему? Как это можно объяснить?
Я подняла руку, чтобы показать. Хлопок прилип к моей коже.
— Мы насквозь мокрые. Разве так можно вымокнуть, пробежав от ресторана до машины?
Он приподнял плечо. Это был характерный для него жест, ведь обычно все пожимают обоими плечами. Он — одним.
— Мы высохнем, пока доберемся до дома.
— Нет! — я возразила очень резко. — Я так не хочу!
Он закурил и нехотя сказал:
— Можно заехать в Либурн. Там живет одна моя знакомая. У нее есть сушилка.
Мысль, чтобы, промокнув до нитки, поехать вместе с Мишелем к женщине, у которой есть сушильная машина, извиняться перед кем-то, кого я совсем не знаю, раздеваться в незнакомом доме и ждать, пока хозяйка высушит мою одежду, показалась мне сюрреалистической.
Все последние часы казались мне абсолютно сюрреалистическими.
Я отбросила назад мокрые волосы и услышала собственный голос:
— Либурн так Либурн. Отлично! Поехали.
Знакомую Мишеля звали Жанетта. Она была моего возраста или чуть старше. Приветливое, дружелюбное лицо, густые темно-каштановые вьющиеся волосы, которые она убирала под широкую повязку. У Жанетты оказалась соблазнительная фигура с широкими бедрами, а вообще-то она походила на цыганку. Во всяком случае, непрерывно курила. И, пожалуй, пила тоже. Под столом в гостиной стояли три пустые винные бутылки. Ее дом вплотную примыкал к узкому тротуару. Каждый грузовик, проезжавший мимо, вызывал вибрацию, заставлявшую плясать чашки на столе.
Определенно, у Жанетты была тяжелая жизнь.
Она вела себя так, будто это в порядке вещей — вымокший под дождем Мишель, появившийся на ее пороге с чужой женщиной. Нельзя ли здесь обсушиться?
Боже мой, как неловко я себя чувствовала в слишком широком халате и розовых шлепанцах! Именно в таком виде я пила чай на диване у Жанетты.
Мишель сидел рядом, играя с собакой хозяйки. Это был молодой пес, неуклюжий и шаловливый, по виду — лайка[24], один глаз — голубой.