Средний график куда интереснее. Здесь важны оба фактора, причем каждый из них зависит от другого. Если вы капуцин, то уединенное детство делает вас смелее; а вот если вы мармозетка, то, выросши в отрыве от группы, превратитесь в нюню. Мы наблюдаем взаимодействие вида и среды, которое на графике выражается двумя непараллельными линиями. В нашем случае они пересекаются почти под прямым углом, а это значит, что главные эффекты полностью обнуляют друг друга. Суммарно вид неважен: середина линии капуцинов совпадает с серединой линии мармозеток. Среда суммарно тоже неважна: средний уровень трусливости для социализированного животного, соответствующий середине отрезка, соединяющего левые точки, равен среднему уровню для одиночки, соответствующему середине отрезка, соединяющего правые точки. Конечно, в действительности значение имеют и вид, и среда, просто то, какое значение имеет каждая из причин, зависит от другой.

И наконец, взаимодействие причин может сосуществовать с одним или несколькими главными эффектами. На правом графике видно, что уединенное детство делает капуцинов пугливее, но никак не влияет на неизменно уравновешенных мармозеток. Так как эффект для мармозеток не полностью отменяет эффект для капуцинов, мы наблюдаем как главный эффект вида (линия капуцинов выше), так и главный эффект среды (середина отрезка между левыми точками лежит ниже середины отрезка между правыми). Но, когда мы интерпретируем феномен с двумя и более причинами, любое взаимодействие важнее главных эффектов: именно оно позволяет глубже понять, что происходит. Взаимодействие обычно указывает на то, что две причины соединены в одной связи причинно-следственной цепи — это не две отдельные стрелки, которые просто суммируются. В нашем примере такой единой связью может быть миндалевидное тело — часть мозга, играющая ключевую роль в формировании страха: оно может быть, например, пластичным у капуцинов и жестко запрограммированным у мармозеток.

Вооружившись такими инструментами познания, мы готовы осмыслять множественные причины в реальном мире, не ограничивая себя дилеммами вроде «природа или воспитание» и «рождаются ли гениями или становятся». Давайте же обратимся к кое-каким невыдуманным данным.

Что провоцирует серьезное депрессивное расстройство — травмирующее событие или генетическая предрасположенность? На графике показана вероятность эпизода такого депрессивного расстройства для выборки женщин, у которых есть сестра-близнец[363].

В выборку вошли женщины, пережившие серьезный стресс вроде развода, насилия или смерти близкого родственника (правые точки), и женщины, которые с ним не сталкивались (левые точки). Если смотреть сверху вниз, первая линия соответствует женщинам, которые могут быть в высокой степени предрасположены к депрессии, потому что их гомозиготные сестры-близнецы, с которыми у них одинаковы все гены, страдали депрессией. Следующая линия — женщины, в некоторой мере предрасположенные к депрессии: депрессивные эпизоды были у их гетерозиготных сестер, обладательниц генома, совпадающего лишь наполовину. Еще ниже — линия, соответствующая женщинам, в небольшой степени предрасположенным к депрессии: их гетерозиготные сестры с депрессией не сталкивались. И в самом низу мы видим линию для женщин, у который риск ниже всего: их генетически идентичные сестры от депрессии не страдали.

Этот график сообщает нам три вещи. Пережитый опыт важен — мы наблюдаем главный эффект стресса: линии веером расходятся вверх, следовательно, травмирующее событие повышает шансы заболеть депрессией. Гены в целом тоже вносят свой вклад: четыре линии находятся на разной высоте, а значит, чем сильнее генетическая предрасположенность, тем с большей вероятностью человек переживет депрессивный эпизод. Но важнее всего — взаимодействие: линии не параллельны. (Можно сказать и иначе: левые точки почти совпадают, а правые сильно разнесены.) Если человек не столкнулся с травмирующим событием, влияние генов почти незаметно: каким бы ни был геном, вероятность пережить депрессивный эпизод не превышает 1 %. Но в присутствии стресса гены приобретают огромное значение: полный набор генетических признаков, связанных с устойчивостью к депрессии, удерживает риск заболеть на уровне 6 % (нижняя линия); полный набор генетических признаков, связанных с уязвимостью к депрессии, повышает риск более чем в два раза, до 14 % (верхняя линия). Взаимодействие сообщает нам не только о том, что свой вклад в развитие депрессии вносят как гены, так и среда, но и о том, что они, похоже, влияют на одну и ту же стрелку причинно-следственной цепи. Гены, в разной степени общие для этих близнецов, — это не гены депрессии как таковые, это гены уязвимости или устойчивости к травмирующему опыту.

Теперь давайте посмотрим, что там с гениями — становятся ими или рождаются? Следующий рисунок, также взятый из реального исследования, демонстрирует рейтинг шахматного мастерства для выборки шахматистов с многолетним опытом, которые отличаются друг от друга по показателю когнитивных способностей и числу игр в год[364]. Судя по графику, практика играет определенную роль: обе линии в целом идут вверх, подтверждая главный эффект настойчивых тренировок. Но и талант себя показывает: линии проходят на разной высоте, что подтверждает главный эффект способностей. Однако основное в этой истории — взаимодействие: линии не параллельны, а значит, чем умнее шахматист, тем больше пользы приносит ему каждая сыгранная игра. Другими словами, без практики когнитивные способности ничего не значат (левые точки графиков практически совпадают), но практика подчеркивает талант интеллектуально одаренных игроков (расстояние между правыми точками больше). Зная разницу между главными эффектами и взаимодействием, мы не просто не купимся на ложные дихотомии, но сможем глубже понять природу глубинных причин происходящего.