Массивный двухэтажный дом вынырнул почти сразу. Он стоял в окружении деревянного забора под углом к дорожке. Не заметить его могли разве что слепые.

Стоило Эзре спешиться, боль снова ворвалась в тело. Как никогда он чувствовал себя больной собакой, которую хороший хозяин давно бы пристрелил. Тем не менее стоял он на своих ногах и даже не хмурился.

Из дома вышли люди, не особенно радостные, но два тюфяка и тарелку бульона они обещали найти. Эзра вроде бы кивал в ответ на вопросы и видел, как Бон вынул бумагу с королевским вензелем, но сосредоточиться ему не удавалось. Он разминал плечи, переступал ногами и пропустил момент, когда люди вновь скрылись в доме. С ним и Боном остался какой-то недовольный мужик, предлагавший отвести лошадей в общую конюшню. Но маг не отдавал поводья.

— Что такое? — спросил Эзра, наконец-то заметивший намечавшуюся ссору.

После очередной попытки деревенского конюха взять жеребца под уздцы помощник Олмера вдруг рыкнул. Да так, что местный сразу убежал.

У Бона, по мнению Эзры, имелась отличительная особенность многих боевиков — быть одновременно спокойным и злым. Даже сейчас он как будто и не выходил из себя — так, размялся для острастки. Но вместе с тем ощущение, что при первом движении в его сторону любой получит по голове, почти висело вокруг.

Маг потянул своего коня и кивнул ведьмаку — «за мной».

— И зачем ты его прогнал?

Как и раньше, он остался верен себе и вместо ответа показал рукой «вперед».

Пока Бон заводил коня и злобно посматривал на мальчика лет двенадцати, служившего при конюшне, который хотел им помочь, ведьмак залез в свою сумку и достал укрепляющее зелье.

Сейчас было самое время передохнуть. Эзра рассудил, что после сытного ужина, который непременно будет, он уснет, несмотря на боль. И зелье в этом случае заработает еще лучше. На языке остался легкий вкус горечи, зато в голове сразу как будто прояснилось.

Он поймал осуждающий взгляд парнишки, ревниво смотревшего то на ведьмака, то на Бона, лично заводящего коня в единственный широкий денник.

Маг скрылся за дверцей, и Эзра пошел за ним. Мальчику он сунул пару монет и поводья своей смирной кобылы.

— Бон…

Тот приложил палец к губам и занялся жеребцом. Эзра, не настроенный на споры, прислонился к дощатой стенке денника и остался ждать. В какой-то момент его начали завораживать точные движения боевика, и он подумал, что в тепле и на сене смог бы прекрасно уснуть. Если бы Бон так не шумел.

Маг расседлал и обтер коня, сам налил ему воды. И когда уже не осталось других дел, с дотошностью ростовщика обследовал каждую подкову.

Но как только скрипнула дверь конюшни, Бон отпустил копыто коня. Он засунул руку в седельную сумку и вынул короткий сточенный карандаш вместе с клочком бумаги. Черкнув пару слов, он сунул записку Эзре, а сам вышел из денника.

«Снют. Обозная кобыла с пятном. Ищи», — было написано рублеными кривыми буквами.

— Дружище, открываю все новые достоинства в тебе, — сказал ведьмак, следуя за магом. — Молчаливость. Краткость. Боюсь, при следующем открытии я попрошу твоей руки.

Бон на ходу повернул голову и опять показал волчий оскал, но тут же собрался и ткнул пальцем на ближайшее стойло с лошадью.