— Как там у вас говорят? — гоготнул Безымянный, наклонившись к Бледной фее и расплескивая из переполненного кубка. — Накормим добродетели? Почистим помыслы?
— Не смей потешаться! Эти слова — наша цель, наша жизнь! — рассвирепела Дангомила и побледнела сильнее обычного, а ее до этого момента светло-зеленые глаза залила жуткая чернота. Но никто из бойцов этого не заметил. Кто же тем более пьяный у девицы глаза разглядывает?
Она оттолкнула землянина, поднялась во весь рост, и, вознеся свой кубок к небу, звонко и торжественно произнесла:
— Да будут вскормлены добродетели! За чистоту помыслов!
— Да ты шибко не серчай! — язвительно бросил связист. — А то про добродетели восклицаешь, а сама в кроликов нас превратить хотела.
Выпив до дна, девица щелкнула пальцами, и легионеры тотчас попадали и провалились в глубокий сон.
— Вот же тупые ублюдки, не дождешься, когда они сами налакаются и вырубятся, — с глубокой неприязнью процедила ведьма, схватила Субботина за ноги и потащила его к ближайшему шатру…
Глава 13 Большой палец
Сколько он себя помнил, у него всегда были проблемы со вкусом.
Ну ладно бы с прикусом!
Ну ладно бы острое-соленое-приторное-кислое!
Нет же! С вкусовым восприятием всего, что не относится к пище насущной.
В общем, он терпеть не мог дурновкусие. Прямо тошнило Субботина при любом его проявлении. Но как-то приходилось мириться, приспосабливаться.
О вкусах ведь не спорят!
Конечно же, он не раз задавался вопросом, что, может быть, с его вкусовыми «рецепторами» что-то не так? Возможно, он сам подвержен вкусовщине? Но вокруг явно на каждом шагу творились определенно безвкусные дела и вещи, и нередко кто-то с умным видом обсуждал какую-то чушь и полный бред.
Он часто перепроверял свои ощущения: вдруг там и впрямь обретается какой-то ускользнувший от него смысл? Вдруг его оценки скоропалительны и неверны? Но чем больше он погружался в это болото, тем больше увязал в нем, тем чаще его тошнило.
Ну ладно уживаться с этим.
Ну ладно сосуществовать.
Но как можно поглощать несъедобное, да еще им и восторгаться с таким упоением?
Безвкусица довлела. Безвкусица наступала! И чтобы не истязать свое эстетическое восприятие, а махом уничтожить его и поставить на нем жирный крест, Субботин пошел в армию. Точнее, сначала в военное командное училище. В армии чувство прекрасного — едино и однообразно для всех. Хочешь-не хочешь, все определенно и закреплено уставами. Жить по шаблону — так проще.