— Я ничего не знаю — как всегда, — сказала я. — Не представляю, откуда всем остальным все известно. Только три года назад я узнала, что Вера спасла жизнь Иден под деревом, которое тут когда-то росло.
—
— Тем не менее это правда, — сказала я.
— У нее всегда были инстинкты девочки-скаута.
— Расскажи мне о лебедях, — попросила я Эндрю.
— Тут жили мои прадедушка и прабабушка, то есть дедушка и бабушка матери, и у них был маленький сын. Его звали Фредерик, и будь он жив, теперь ему исполнилось бы семьдесят восемь. Они потеряли обоих детей, сначала трехлетнего сына, а потом и дочь, мать моей матери, когда ей не было и тридцати. На этом пруду гнездилась пара лебедей. За Фредериком присматривала няня, невежественная, глупая девушка — умственно отсталая, я так думаю. Она повела его к пруду, чтобы показать птенцов, и самец лебедя напал на мальчика и крыльями забил до смерти.
— Какой ужас! — вскрикнула я.
— Да. Няню уволили. Мой прадедушка взял ружье, пришел сюда и застрелил самца, самку и всех птенцов. Думаю, он был вне себя от потрясения и горя. А теперь, через семьдесят пять лет, лебеди вернулись.
— Думаешь, у них гнездо в камышах? — растягивая слова, поинтересовался Фрэнсис. — Наверное, нужно, чтобы одна из официанток — та, что уронила бутылку шерри, — привела сюда Джейми.
Все ошеломленно молчали.
— Вовсе не смешно, приятель, — наконец подал голос Чед.
— О вкусах не спорят, — ответил Фрэнсис. — Мне в голову пришла очень изящная мысль о сути развлечений. Так, например, я часто думал, что получал бы огромное удовольствие от гладиаторских боев. Мне бы хотелось уподобиться Домициану, который, как утверждает Уайльд, любовался кровавой резней на арене цирка сквозь прозрачный изумруд.
Эндрю промолчал, но его лицо было строгим и осуждающим. Чед рассмеялся. Он принялся рассказывать нам, как дедушка не разрешал его матери, в то время двадцатипятилетней женщине, иметь в доме экземпляр «Дориана Грея». А потом вдруг умолк и процитировал изменившимся голосом:
— Все голоса, даже самые мелодичные, когда-нибудь умолкают: как бы страстно и пылко ни твердил ты любимое имя, все равно пройдет время, и эхо его неизбежно затихнет вдали. — Казалось, он обращается к лебедям. — И слава Богу, — прибавил он.
Они с Фрэнсисом ушли — вероятно, дразнить кого-то другого.
— Мне кажется, это неудачная идея, — сказал Эндрю, — упоминать Оскара Уайльда в таком контексте и цитировать его в твоем присутствии.
Я была очарована его джентльменским, если не сказать рыцарским, поведением. Чувства переполняли меня, и я не стала говорить, что Чед цитировал Лендора, а не Уайльда.
— Очень необычная пара. Даже не верится, что Фрэнсис мой двоюродный брат.
— А в то, что я твоя двоюродная сестра? — спросила я, осмелев от поддельного шампанского.
— Тоже с трудом. То есть я не думаю о тебе как о сестре. А ты бы хотела?