В одном из писем Иден упоминала морского офицера, капитана третьего ранга Майкла Франклина. Он был ее боссом или командиром — в общем, каким-то начальником — и хвалил ее. По всей видимости, этим дело и ограничивалось. Но Иден, верная себе и традициям семьи Лонгли, также написала, что он благородных кровей, сын какого-то лорда. Как бы то ни было, на Веру это произвело впечатление, и она рассказывала о Франклине Морреллам, Чаттериссам и всем, кто соглашался слушать, умудрившись создать впечатление, что отношения Иден и капитана выходят за рамки отношений начальника и подчиненной и носят романтический характер. Думаю, она сама себя в этом убедила. Чеда Хемнера тоже не пощадили, даже несмотря на то, что все — и особенно Фрэнсис — считали его официальным бойфрендом Иден.
Однажды вечером зазвонил телефон. Это было само по себе необычно. Наверное, Хелен, сказала мне Вера, выходя из комнаты. Мы сидели вдвоем, совместными усилиями одолевая кроссворд — единственное, что у нас было общего, — а стрелки на часах приближались к «часу колдовства», восьми. Разговора я не слышала. Когда я, торжествуя, что нашла ответ раньше тетки, вписывала слово «комплектование» в ответ на вопрос «набор рабочей силы», в комнату вернулась необычайно взволнованная Вера.
— Как ты думаешь, кто это был?
Она всегда задавала этот вопрос и отпускала язвительное замечание, если ответ оказывался неверным.
Разумеется, я сказала, что не знаю.
— Капитан Майкл Франклин, военно-морской флот Великобритании.
— Правда? — переспросила я. — Тот, у кого работает Иден?
Вера предпочла бы выразиться по-другому.
— Не думаю, что нужно использовать подобные термины. «У кого»? Более подходящим было бы «с кем» — или даже «друг». — В ее голосе проступил сарказм. — Да, Фейт, мне не кажется, что мы зайдем слишком далеко, если скажем «друг». Возможно, наша половина семьи не слишком гордится родственниками, которые
Вера была очень взволнована, что всегда сопровождалось агрессией. Она стиснула левую ладонь правой и напряглась, скривившись, как от боли. Я спросила, что хотел капитан.
— Приехать и познакомиться с нами. А если точнее, то познакомиться со мной. Не думаю, что он жаждет увидеть тебя или моего сына. Ему нужна именно я, сестра Иден. Это его собственные слова. Ему нужно в Ипсвич по какому-то конфиденциальному, не подлежащему разглашению делу, и он спрашивает, можно ли нанести визит сестре Иден в следующую среду, днем. Капитан не рассчитывает на ленч — это было бы неуместно в такое тяжелое время, — а перекусит где-нибудь сэндвичем, но тем не менее приедет в обеденное время. Да, Фрэнсис был очень умен, очень тонок — он прекрасно знал свою мать. Вера пригласила Чаттериссов, Морреллов и, как ни странно, Чеда Хемнера. Чед считался бойфрендом Иден, однако Вера все равно позвала его на встречу с мужчиной, который, как она надеялась, сменит его — не имея для надежды никаких оснований, за исключением того, что Франклин был сыном и наследником виконта. (Вера откопала эту информацию в публичной библиотеке.) А Чед принадлежал к не особенно знатному и богатому роду. Веру не назовешь приятной женщиной, и кое-кто может сказать, что она получила по заслугам, однако она была трогательна — да, чрезвычайно трогательна как в своих стремлениях, так и в своем падении.
Все явились. О мясе не могло быть и речи, и всех наших карточек все равно не хватило бы на девять человек. Вера держала двух кроликов, не диких, а таких, которые живут в сарае. Староанглийской породы, белых с коричневыми пятнами; мы с Энн рвали осот и песчанку, чтобы кормить их. В ответ на мои протесты Вера назвала меня сентиментальной дурочкой. Она зажарила кроликов, подала к ним жареную картошку, отваренную в сидре морковь и красную фасоль, а на закуску — черничный пирог и летний пудинг. Чернику собирала я. Овощи Вера сама вырастила на грядках, которые когда-то были розарием бабушки Лонгли.
Разумеется, Франклин не пришел. Как мы потом выяснили, в это время он находился в открытом море, защищая русский конвой; его кораблю было суждено стать одним из многих британских судов, потерянных в следующем году — вместе с Франклином. Генерал Чаттерисс потягивал херес, который вновь где-то достал Чед, посматривал на часы и — в промежуток времени от одной до десяти минут после условленного часа — приговаривал:
— Парень опаздывает.
А потом, от десяти минут до получаса:
— Парень не придет.
Чед догадался, что это проделка Фрэнсиса. Думаю, не сразу, а только по мере того, как напивался с горя, в результате чего «Драй флай» вскоре закончился, и Вера расстроилась, не зная, чем угощать Франклина, когда он придет.
А может, он все знал с самого начала. Должно быть, Фрэнсис позвонил не из телефонной будки, а из чьего-то дома, изменив голос — или даже не меняя. Сердечного или любезного тона было достаточно, чтобы обмануть Веру. Но я не думаю, что Чед в этом участвовал — ни тогда не думала, ни теперь. В общем-то, он был добрым малым. И даже если он был отчаянно влюблен, буквально болен от любви, так что допускал любые хитрости, способные содействовать его чувству, тем не менее на жестокость он был не способен. Полагаю, Чед по-своему любил и Веру. Все, что имело отношение к объекту его любви, вовлекалось в орбиту этого объекта и озарялось им.
В конце концов мы съели жареного кролика. К тому времени мясо стало сухим и волокнистым, а вкус у моркови был такой, словно из нее собирались делать вино. Не раз и не два нам пришлось наблюдать сомкнутые ладони и искаженное мукой лицо Веры, прежде чем эта злосчастная трапеза подошла к концу. Потом все довольно быстро разошлись.
Фрэнсис открыл Вере правду в классической манере подобных откровений, произнеся фразу голосом человека, которого изображал: