— Будем ждать. Береги себя!
— И ты, мам, тоже. Дженни, я скоро приеду!
— Я люблю тебя, тетя Нат!
— И я тебя люблю, малышка!
— Паникер! — воскликнула вдруг Эрмина.
— Что?!
— Очень нервный, семь букв. Паникер!
Молодые годы Натали Рейес были описаны во многих печатных изданиях. Ее бурные похождения на улицах Бостона продолжались почти год, пока сотрудникам агентства с символическим названием «Мост через бурные воды»[5] не удалось убедить ее и женский колледж в Ньюхаузе, что вместе они, возможно, составят неплохой альянс. Потребовалось несколько месяцев, чтобы шаткое перемирие с учителями и администрацией позволило Натали обнаружить у себя способности к бегу и к учебе. Через три с половиной года она поступила в Гарвард.
После окончания колледжа, кроме тренировок и соревнований, Натали работала в лаборатории доктора Дуга Беренджера — ее персонального болельщика и патриота беговых дорожек Гарварда. К моменту той злосчастной травмы на предолимпийских стартах Натали уже была соавтором полудюжины исследовательских работ, выполненных кардиохирургом и его группой. Она закончила курсы, необходимые для поступления в медицинский колледж. Рано или поздно, она все равно нашла бы свое место в медицине, но случайная травма ахиллова сухожилия, нанесенная бежавшей сзади соперницей, значительно ускорила ход событий.
Во время учебы Натали деканом в колледже был доктор Сэм Голденберг. Человек мягкий, увлеченный своим делом, блестящий эндокринолог, он считал, что поступить в медицинское учебное заведение — дело более серьезное и ответственное, чем самообучение в нем.
Как просил Голденберг, Натали позвонила ему в офис за десять минут до своего прихода. Сейчас она сидела в приемной и пыталась сформулировать фразы, из которых бы следовало, что в результате ее самовольных действий никто не пострадал, но она понимает, что вопрос можно было решить другим, более правильным путем. И теперь она хочет одного: урегулировать конфликт с доктором Ренфро и снова взяться за работу.
Через пару минут в приемную вышел Голденберг, без обычной теплоты пожал Натали руку, поблагодарил за то, что она так быстро откликнулась на его приглашение, и сопроводил в свой кабинет. Вокруг стола для совещаний стояли с мрачными и встревоженными лицами ее ближайшие коллеги: Дуг Беренджер, Терри Миллвуд, а также Вероника Келли, которая зачастую проявляла в отношении важных, самоуверенных профессоров большую нетерпимость, чем сама Натали.
Внезапный холодок, пробежавший по спине Натали, не имел никакого отношения к температуре в кабинете. Оба хирурга официально поздоровались с ней за руку. Вероника, с которой Натали довелось путешествовать на Гавайи и один раз даже в Европу, напряженно улыбнулась и кивнула. В свое время они вдвоем часто гуляли по Бостону — настолько часто, насколько могли себе позволить занятые студентки медицинского колледжа, а приятелю Вероники, биржевому брокеру, приходилось иногда даже поднимать настроение Натали, когда оно опускалось ниже уровня «нет-нет, у меня все в порядке».
Голденберг пригласил всех сесть и занял место во главе стола. Надежды Натали очаровать декана и восстановить отношения с Клиффом Ренфро начали таять.
— Мисс Рейес, — начал Голденберг, — я хотел бы, чтобы вы прочитали докладные, написанные доктором Клиффом Ренфро и миссис Беверли Ричардсон, медсестрой, присутствующей при инциденте сегодня утром. Затем я хотел бы узнать, есть ли у вас существенные возражения по поводу изложенного.
Удивленная таким быстрым развитием событий, Натали прочитала обе докладные. Не считая двух-трех незначительных расхождений, содержание документов совпадало, и факты были изложены точно. Бев Ричардсон постаралась объяснить душевное состояние Натали в описываемый момент, однако ее разговор с Клиффом передала почти дословно. На бумаге все выглядело сухо и недвусмысленно. Натали ощутила прилив страха, и в голове вдруг всплыло семибуквенное слово из книжки с кроссвордами матери.
—Факты изложены подробно и весьма точно, — с трудом произнесла Натали. — Но я думаю, что здесь не указан мотив моих действий.
—Нат, — сказал Беренджер, — уверяю вас: мы понимаем, что в ваших мотивах не было злого умысла.
Сидевший рядом с Беренджером Миллвуд кивнул в знак согласия.
—Я буду рада признать ошибочность своих действий и извиниться перед доктором Ренфро.