Написала письмо Милуше, попросила ее предупредить кого надо, и Зденеку.
«Дорогой Зденек! Прочла весь „Ведем“, но все же пишу по-русски. Чтение — это пассивная практика. Умная Мария, очень хорошо все собрано. Увидела по-другому Курта Котоуча. Какая это ранимая душа! Кажется, он мало изменился. Стыдно, что не успела встретиться с ним в последний раз.
При случае передай ему от меня огромный привет. И Марии!!!
Перевела твои стихи. Когда появится время, сяду за Гануша Гахенбурга.
Дома все нормально. Я вернулась с приключениями: надеюсь, обойдется без последствий.
Мечтаю об однодневных каникулах. Эти каникулы, наверное, заключались бы лишь в одном — на один день перестать думать. Стать японцем. Смотреть на дерево и ничего не думать. Или на камень. Но таких каникул, наверное, не дождаться. В конце концов, сон — это тоже вид такого небытия, к которому часто стремлюсь…»
«Прага. 03.05.1989. Лена, сестрица моя, привет! После твоего письма я наконец вздохнул спокойно. Я с ума сходил от Милушиных намеков на какие-то происходящие с тобой неприятности. Хватило и тех историй в Праге, от которых у меня заходился дух. Я так волновался за тебя! Это твое странное настроение (скорее, нервное расстройство) в тот вечер, когда мы сидели в кафе… Я испугался тоски, звучавшей в твоем письме, и попросил Милушу, чтобы она тебе позвонила; просто боялся, что с тобой происходит неладное».
Увы, Зденека и на сей раз не подвел собачий нюх.
1 мая я вышла проводить подругу до остановки. Для этого надо было пересечь поле, ведущее от Окружной дороги, где стоял наш дом, и выйти на Ленинградское шоссе около моста через канал «Москва». Это было после одиннадцати вечера. На обратном пути мне навстречу выбежал мужик с криком: «На берегу лежит старушка, она сломала ногу, помоги дотащить ее до шоссе!» Понятно, я бросилась на помощь. Мы бежали к месту бедствия, и тут он резко остановил меня, напялил на меня черную шапку и поднес что-то острое к виску. Конец. Никакой выставки. Остался ровно месяц до открытия. Сделают без меня, перепутают Соню Шпиц с Анной Шпиц… Он же кинул меня на лавку, стянул с меня брюки, раздвинул ноги и навалился всем телом. Но почему-то не убил, а поволок куда-то и сбросил вниз. Ледяная вода. Стянув с себя шапку, я увидела с обеих сторон огромные скользкие камни. Я — в аккурат между. Промазал! Соню с Анной не перепутают.
Не помню, как выбралась из воды, мокрая одежда облепила тело, обуви не было, ближайшим жилым местом был дом престарелых, я еле дошла до него, постучалась в дверь, но никто не открыл. Оттуда я бегом бежала на шоссе, пыталась поймать машину. Никто не остановился. Милиция была далеко, но я все-таки решила до нее дойти. Больше всего я боялась, что насильник знает, где наш дом. Сережа с Федей — в Париже, в квартире три девочки — наша общая дочь и ее взрослые сводные сестры. Из милиции меня выперли — нечего шастать по ночам, обуйся сначала, какая дача показаний! Я попросила воды, милиционер подвел меня к крану — пей.
Когда я наконец оказалась дома, там было тихо. Все спали. Меня трясло. Я наполнила ванну горячей водой. Отогревшись и успокоившись, я подумала: «Если это насильник — надо принимать меры, и немедленно, если подосланный органами исполнитель — молчать, никому ни слова».
С выставкой все двигалось: уже был опубликован небольшого формата каталог, сделаны панели и фотоувеличения, даже подписи под рисунками. Объявилась и диппочта. Содрав сургучную печать со здоровенного мешка, я обнаружила там не рисунки, а дипломатическую переписку. Я немедленно позвонила в посольство, чтобы прислали за мешком курьера и привезли работы из Еврейского музея. Нам надо успеть их оформить… Во избежание международного скандала за мешком прибыли тотчас. На следующий день прибыл контейнер. Он действительно стоял в посольстве уже десять дней.
Я распаковала первую работу. Это был «Допрос» Фридл. Лицо с оплеухой — белая лепешка масляной краски — и руки в крови. Мы смотрели друг на друга, пока я не заплакала.
За несколько часов до открытия директор выставочного зала на Крымской набережной, шустрый, маленького роста еврей, отозвал меня в сторону. На нем не было лица.
— Вас ждут у меня в кабинете, — сказал он, и след его простыл.
Их было двое, они предложили присесть, я отказалась. Некогда.
Они не задержат меня надолго — в первую очередь, они лично хотят поздравить меня с успехом мероприятия международного значения, которое послужит укреплению дружбы между нами и Чехословакией. Мост между нашими странами нерушим, о чем свидетельствует прибытие посла и других официальных лиц на открытие выставки. И с этим они тоже хотели бы меня поздравить. Осталось лишь уточнить про первое мая. Они знают, что у меня произошел тяжелый инцидент с главарем общества «Память».
Испытующий взгляд. Долгая пауза.
— Ничего подобного. Если вы знаете обо мне больше, чем я сама о себе знаю, поставьте себе неуд. Мне пора. Меня ждет посол.
Они развели руками, мол, простите. Хотели помочь. Но раз дурные сведения не подтвердились, они с удовольствием поставят себе неуд. Увидимся на открытии!