Книги
Путеводитель потерянных. Документальный роман
Жизнь соткана из смерти, и Ортен то беседует с ней напрямую, то взывает к верховному Ткачу.
Тесна земля поэту. На что ему Лондон, коль не слышна в нем чешская речь? Смерть назначила Ортену свидание в Праге, не примет приглашения старшего брата. Что уж случится после этого с его матерью и младшим братом, знать не дано. Свидание тет-а-тет. Не на фабрике смерти, куда угодит его младший брат Зденек.
Тревожные скрипки успокаиваются. Ангельский хор забивают барабаны. Тишина.
Мужской хор. Женское сопрано.
Зденек хотел, чтобы я прочла Ортена. Ему нужен был посредник в наших беседах о смерти. В Бога он не верил. Жизнь, порубленная на куски на конвейере смерти, обесценилась, и Зденек свысока взирал на муравьиную возню человечества, которое нисколько не изменилось с той поры, когда он шлепал босыми ногами по снегу. Звенели выстрелы, ползущие вздрагивали и замирали в красной луже. Зденек шел вперед.
Литавры. Заупокойное пение.
Утром 4 ноября 1990 года Зденек просил Алену разыскать меня. Она дозвонилась до Израиля, но я была в Америке. Услышав тревогу в ее голосе, Сережа отправил мне факс с номером телефона. Никто не ответил.
«А у нас мерзкий ноябрь, туманный и пробирающий до костей, постоянно мерзну, — пишет Зденек 16 ноября 1988 года. — Сейчас Прага уже не так красива, как в тот твой приезд. Работы невпроворот, репетируем „Уленшпигель“ Горина, на мой взгляд, дохловатую и неинтересную для нашего зрителя пьесу. Тут и репертуар виноват, играем скучные пьесы. Где найти другой театр?»
Это терезинское стихотворение Зденека перевела мама. Как бы в ее переводе прозвучал Ортен?
«Как давно я тебе не писал, и по глупой причине — машинка была сломана. Поскольку твой чешский все еще на стадии совершенствования, я тебя пожалел — будешь там еще разбирать мои каракули — и не стал писать от руки. Я снимаюсь в чешско-французском фильме про Казанову, играю графа Вальдштейна, еще играю в нескольких телефильмах, что-то делаю на радио… Надеюсь, ты получила наши с Куртом фотки, не знаю, тот ли формат (на паспорт). Не знаю, где ты, дома или за границей, помню, ты собиралась уезжать, хорошо, если бы что-нибудь мне написала. Пишешь, что можешь устроить приглашение к вам на выставку. Я бы с удовольствием приехал, но мне нужно знать дату хотя бы за два месяца вперед, чтобы театр успел перепланировать репертуар на время моего отсутствия. Напиши поскорей, мне очень бы хотелось приехать. Как движется работа? По плану или поезд сошел с рельс?»
Зденек Орнест и Курт Котоуч, 1989. Фото Е. Макаровой.
В декабре 1988 года поезд еще и не встал на рельсы. Брезжила мечта — устроить в Москве выставку работ Фридл и детских рисунков из Терезина. У нас-то перестройка, нам теперь все можно! Параллельно я работала над переводами из «Ведема». Чем глубже я погружалась в текст, тем больше накапливалось вопросов. Зденек и Курт Котоуч отвечали мне на них устно, при встрече.
Елена Макарова и Курт Котоуч, 2000. Фото С. Макарова.
Помню, как солнечным утром мы сидели в квартире у Милуши. Посреди дремучих книжных полок на разваленном кресле стоял магнитофон, и братья по цеху — седовласый, несколько женоподобный Курт и сухощавый, большелобый Зденек — вели диалог. Был ветреный день, лучи света гуляли по комнате. Курт надел темные очки.
— Ну ты и фраер, — рассмеялся Зденек.
— Я после операции катаракты.
— На этом пора остановиться, ты и так вырезал из себя ряд жизненно важных органов!
— Мустафа, не балаболь!
— Референт, начинай!
— Я еще и Святым был.