– Николай Петрович, почему вы ничего не едите? – обижено выговорила Вероника Альбертовна. – Карп фаршированный, мне кажется, удался. Ветчинку берите, колбаски трёх сортов, картофельное пюре, салаты. Мы, конечно, не были готовы к приходу такого гостя, но Мария очень старалась.

– Признаться, я так вкусно не ел уже года три. Мой стол скромнее, да и готовить некому. Я иногда сам на примусе кашеварю, но чаще хожу в столовую при больнице. Готовят там просто, но мне по карману.

– Вы один? – робко осведомилась Вероника Альбертовна.

– Один, – кивнул доктор, накладывая рыбу. – Себя бы прокормить, а не то чтобы супружницу содержать.

– Думаю, теперь у вас всё наладится. Во всяком случае, я вам помогу. И не смейте мне перечить, дорогой друг. Лучше давайте выпьем ещё по одной.

– Выпить – это я с удовольствием. За хозяйку этого прекрасного стола. Блюда – изумительные!

– Спасибо, Николай Петрович! Только это заслуга Марии. Я готовлю отвратительно. Клим хвалит мою стряпню лишь из жалости ко мне.

Опустошив рюмку, Нижегородцев сказал:

– Денег от вас я не возьму, дорогой Клим Пантелеевич. И не предлагайте. Об этом не может быть и речи. Я-то худо-бедно устроился. Да и нахожусь в полной безопасности. Другим, оставшимся в Ставрополе, тяжелее. Как только красные зашли в город, так сразу начались расстрелы. ВЧК разместилось в старом здании дворянского собрания на Нестеровской, где Присутственные места. Напротив входа установили доску объявлений. На ней вывешивали списки приговорённых к казни. В один день погубили всех священников Иоанно-Мариинского женского монастыря, мещанина Конюхова – он держал колбасный цех и мясной магазин в Ставрополе, Пахалова – уж его-то театр и гостиницу все знали, Пашкова – хозяина завода по выпуску черепицы, помещика и скотовода Барабаша, владельца гвоздильного завода Шматко, хозяина экономии Милосердова и владельца каретной мастерской Воротникова. А на южной стороне Мутнянской долины, на территории бывшего епархиального свечного завода, арестного дома и церкви, основали Ставропольский губернский концентрационный лагерь принудительных работ. Говорят, он самый крупный на северном Кавказе. Туда свозят всех так называемых «нежелательных элементов». В них включена почти вся интеллигенция, рядовой состав Белой армии, казаки, чиновники – все поголовно… Условия содержания – каторжные. Работают на каменоломне. Морят голодом. Повышенная смертность среди заключённых. Останься я в Ставрополе, не миновать бы и мне той же участи. Дома отбирают. В вашем особняке поместили какую-то контору с длинным названием, состоящим из большого количества сокращений. Название я не запомнил. Что-то связанное с заготовкой дров и угля. А прежнего хозяина вышвырнули на улицу. Он теперь скитается по родственникам.

– Ах, как жаль мне его! – покачала головой Вероника Альбертовна.

– Не только жилья лишают, – продолжал Нижегородцев – Даже мебель конфискуют и вещи. Не говорю уже о деньгах и драгоценностях. Изъятое золото потом выдают на протезирование зубов служащим губчека и губисполкома. Но самое ужасное – новая власть принялась раскапывать могилы на кладбище Андреевского храма, надеясь, отыскать ценности. Вскрыли захоронения полковника Петрова, купца Меснянкина и генерал-губернатора Никифораки. Поживились несколькими золотыми коронками и цепочкой с крестиком. Дошли до того, что забрали цинковый гроб бывшего губернатора, а останки выбросили.

– Господи! Как можно? – прошептала Вероника Альбертовна, закрыв лицо руками.

– Это у них в моде, – согласился Ардашев. – По приказу краснобандита Сорокина труп генерала Корнилова вытащили из могилы, раздели и повесили на дерево. Верёвка не выдержала, и он упал на мостовую. Тогда озверевшая толпа принялась его колоть штыками и рубить. Потом тело отвезли на скотобойню, обложили соломой и подожгли. Оно плохо горело, и потому жгли два дня. К концу второго дня останки бросили на землю, и пьяная толпа растоптала их под собственный свист и улюлюканье. Я читал это в материалах Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков при главнокомандующем вооруженными силами на Юге России, когда находился в ставке командующего Добровольческой армией…

– Ужас! – вымолвил доктор.

– А помните, историю с посланием полковника Игнатьева времён Кавказской войны, когда следовавший из Персии в Петербург фурштат лишился части золота[29]?

– События 1828 года?

– У вас прекрасная память! В те времена Азово-Моздокской оборонительной линией командовал генерал Георгий Арсеньевич Эммануэль. Кроме личного и полководческого героизма во время войны с Наполеоном и Кавказской войны, он ещё и организовал экспедицию на Эльбрус и покорил его. Всего генерал получил восемь ранений и последнее оказалось роковым. Он умер в Елисаветграде 1837 году. В чешско-русской газете «Славянская заря» недавно опубликовали заметку под заголовком «Смерть после смерти». В ней говорилось, что сразу после занятия Красной армией Елисаветграда, большевики проникли в склеп генерала, добрались до гроба, надеясь поживиться чем-нибудь ценным, но ничего не нашли. Тогда от злости, они прострелили скелету череп в нескольких местах. Останки обнаружили местные жители и захоронили.

– В страшное время живём. Знаете, я вот иногда думаю, а как бы ваш любимый Чехов описал происходящее? Какими словами?

– Скорее всего, не успел бы. Попал бы в ЧК и не вышел бы оттуда. Посмотрите, что сделали с его усадьбой в Мелихово. Сад и парк пустили на дрова, растащили всё что можно из обстановки. А ведь последний хозяин очень бережно относился к его памяти. Вы думаете, красноармейцы знают, кто такой Антон Чехов?

– Думаю, он для них «кадет» и «буржуй». Жаль, что мы с вами в Ялте тогда так и не попали в его дом. То время уже не вернуть.