Весь день они следили за зданиями и водой, но ничего не заметили, кроме возни каких-то маленьких существ в грязи и воде. Солнце клонилось к западу, первые лягушки начали свой концерт, сначала с некоторой неуверенностью, потом все громче. Голоса насекомых тоже усилились и их жужжащие батальоны с новыми силами напали на путешественников.

– Давайте убираться отсюда, – священник поперхнулся и выкашлял целое облако мошкары.

Они взнуздали Клаца и взобрались в седло. Хотя Иеро и не видел никаких признаков берега, он пытался угадать его направление и вдоль берега обогнуть Затерянный Город. Он был уверен, что вода между зданиями слишком широка и глубока, чтобы пытаться ее переплыть. К тому же, кто знает, что скрывается под водой?

Едва они пустились в путь, вернее, едва Горм опустил переднюю лапу с островка, как все они замерли.

Хор насекомых и лягушек стих. Над тихими лагунами и древними разрушенными башнями пронесся долгий стон. Не успели они пошевелиться, как он раздался вновь. «Аоу, аоу, ааооуу!», – рыдал и звенел чей-то голос в вечернем воздухе. Трижды звенели эти скорбные ноты, родившиеся в самом сердце какой-то тайны. И наступила тишина.

Все четверо напряженно прислушивались и тут робко квакнула одна лягушка, за ней – другая. Вскоре уже весь оркестр старался во всю мочь.

– Откуда этот вопль, ты знаешь? – спросила Лючара.

– Нет, и Горм тоже не знает. Кажется, довольно издалека, но мне не нравится. Нутром чую, здесь замешан разум. Что-то злобное, зловещее следует за нами и ждет. Побудем здесь еще, я подумаю. Мне не нравится шляться беззащитным по ночам. Может быть, здесь есть Нечисть, скрытая мыслещитом.

Ночь сгущалась. Лишь красная линия на горизонте отмечала последний след солнца. Иеро спешился, брови его были нахмурены.

«Стоит ли возвращаться? Но куда?» – Он понимал, что ведет себя глупо. Должен быть какой-то план, какой-то более разумный метод поведения, на который он никак не мог наткнуться. «Проклятье!» Он прихлопнул надоедливых москитов, скорее от раздражения, чем от чего-то еще.

– Хорошо бы у нас была лодка, – сказала девушка, оглядевшись. – Но для Клаца она должна быть слишком большой. Тогда бы мы, по крайней мере, выбрались из этой грязи.

– У нас на севере делают… пресвятая богоматерь, прости мою тупость! – взорвался он. – Делают плоты, плоты для животных, когда нет мостов! И я сидел целый день, уставившись на кучу бревен, еще и обвитых лианами, к тому же! Мне не хватало только одного – чтобы кто-то дал мне хорошего тумака, чтобы я проснулся! За работу!

И верно. Поваленные ураганами стволы деревьев лежали повсюду. И возле островка их было много, на ветках некоторых стволов еще оставались листья.

Теперь помогал даже Горм. Клац, с помощью лианы, вытаскивал из грязи нужные бревна, а медведь помогал обдирать ветки. Иеро их обрабатывал с помощью мачете, а Лючара связывала большие бревна прочными лианами.

Наконец все было сделано. Священник вырезал две двадцатифутовых жерди и пару грубых весел, на тот случай, если вода станет чересчур глубокой для жердей. Сам плот был около тридцати футов в длину и пятнадцати в ширину. Он был невероятно неуклюжим, но, как полагал Иеро, совершенно необходимым.

«Я могу плыть», – послал мысль Клац, робко трогая это строение огромным копытом.

– Нет, глупыш, – ответил его хозяин. – Опасность таится под водой. Ты поедешь на плоту.

Только с крайним напряжением всех сил им удалось стащить громоздкую штуковину с грязи в достаточно глубокую воду, по которой можно было плыть. Огромный лорс спрыгнул с островка на плот и тот мгновенно ушел под воду, но Клац стоял спокойно, и неуклюжее сооружение всплыло и закачалось на поверхности.

Священник встал с жердью на корме, Лючара на носу. Медведь улегся рядом с Клацем, которому тоже было велено лечь, и каждый из них смотрел в свою сторону и следил за окружающим.

Иеро изо всех сил оттолкнулся и необычное судно со странным экипажем скользнуло в кишащую насекомыми тьму. Путешественники направились прямо к сломанным башням мертвого и разрушенного прошлого.