— Маша, — вздохнул Дмитрий, — тебе сколько лет?

— Шестнадцатый, — с готовностью отвечала девушка.

— А через шесть лет сколько будет?

— Не знаю…

— Двадцать два, Машенька. А теперь скажи мне, горе мое, в каком возрасте у вас девок замуж отдают?

— Когда в шестнадцать, когда в осьмнадцать…

— А после двадцати часто ли незамужними остаются?

— Если только кривая какая или порченая…

— Ну, вот видишь, а ты у нас девушка красивая, года не пройдет, как тебя просватают.

— Правда, красивая?

— Ох, чтоб меня! Маха, ключевое слово — просватают. Я когда со службы вернусь, ты уже парочку детишек родить успеешь, так что выкинь эту дурь из головы и ступай к отцу, пока он тебя искать не начал. А то еще выдерет, как сидорову козу!

— Ладно, — плечи девчонки поникли, и на глазах показались слезы.

Дмитрию стало неудобно, все же девушка потратила немало сил, чтобы найти его, а он ее так отшил…

— Как там в деревне-то? — спросил он, чувствуя, что надо что-то сказать, но не зная что. — Отцу Питириму еще колокол на голову не упал?

— Не, — замотала головой Машка, — живой он, и дядька Кузьма живой, и другие. Дядька-то болел, сразу как ты пропал, а Архип тогда же говорить косноязычно стал… ой, а это ты их?

— Ну что ты, Машенька, я человек мирный, можно сказать — пацифист!

— Ага, мирный, — невольно улыбнулась девушка, — зареченские до сих пор тебя, такого мирного, поминают, да и наши деревенские тоже.

— Привет им передавай при случае. Ну все, пока.

— Так я пойду?

— Иди. Холодно.