Выходило, что ему необходимо спросить ее о Каураанской кампании. Никто другой не сказал бы ему правду или сказал бы ему что-то, похожее на правду, но, по сути, отклонившееся от нее, как дерево, растущее у стены здания, где ему вовсе не место. Дерево, у которого такой вид, будто можно повиснуть на его ветвях и покачаться, но если попробуешь, вся стена обрушится на тебя вместе с деревом.

Он пока не достиг успеха в том, чтобы прятать свои мысли при беседе без предварительной подготовки, это определенно было правдой, и ничуть не утешительной. Правда вообще редко бывает утешением. И все же размышлять было полезно: даже если император знала, почему он задает вопросы, он учился на своих ошибках и в следующий раз действовал тоньше. Ему требовалась учеба. Ему уже стукнуло одиннадцать, а некоторым кадетам в министерстве войны едва перевалило за четырнадцать, и у них были обязанности, так что ему оставалось всего три года подождать, и он станет не кадетом, а наследником Империи. Или у него не будет трех лет, чтобы подготовиться.

Император находилась в Большом зале, как и обычно в середине дня: принимала представителей общественности и петиции, как это делал Шесть Путь до нее, иногда делала официальные заявления, а раз или два в неделю Восемь Антидот по просьбе императора садился у ее лучезарного солнцетрона копий и слушал просьбы, обращенные к ней. «Смотри, – говорила она. – Смотри, кто приходит просить о помощи, а кто нет». Сегодняшний день был не по расписанию. Сегодня он тихонько проскользнул в Большой зал в своей серой одежде и мягких туфлях – кроме него все остальное здесь сияло и имело узоры. Одеяния императора отливали золотом и белизной, слои материи, стрелки отворотов перекликались со стрелками на троне, она говорила с каким-то икспланатлем в маково-красном одеянии – в цвете врачей и ученых от медицины. «Красное для крови и облегчения боли» – гласили стихи в детской песенке о разных служителях дворца, а мелодия была слишком запоминающейся и чрезмерно веселой, по мнению Восемь Антидота. Он недоумевал, о чем Император собирается говорить с врачами или что они могут сказать ей.

Она была молода, не как его император-предок, который был при смерти и все время говорил с икспланатлем. Ей точно не нужен медик – и долго еще не понадобится.

Он подобрался поближе. Глаза Города, конечно, засекли его, но в этот момент он не пытался их обмануть; он просто хотел спокойствия. Он прижался спиной к стене и принялся раскачиваться из стороны в сторону между веерными сводами крыши, уходящими в пол. Он сидел там в тени, скрестив ноги. Серое, как тень, более темное пятно на плиточном полу, которого и нет здесь вовсе – только для того, чтобы слушать.

– …узнайте, – прозвучал голос Девятнадцать Тесло. – Я не хочу слышать ваши предположения о том, что эта женщина умерла во время пожара в магазине Беллтаун-Два, потому что при ней было взрывное устройство, которое взорвалось раньше времени. Мне нужна ваша уверенность, и я хочу знать, кем она была. Было ли это ее устройство, предназначалось ли оно кому-то другому, или у нее вообще не было никакого взрывного устройства и она просто оказалась не в том месте и не в то время.

У икспланатлей был несчастный вид – они смотрели друг на друга, словно оба пытались перестать быть обязанными говорить императору слова, которые та не желает слушать. Наконец женщина с лежащей на спине тройной косичкой пепельно-каштановых волос, тусклых на ярко-красной материи ее формы, сделала шаг вперед.

– Мы бы никогда не пришли, не закончив расследования, – сказала она, – если бы на том, что осталось от лица этой женщины, не сохранился отпечаток антиимператорского постера, одного из тех, что были повсюду в Городе перед недавними… трудностями, Ваше Великолепие.

Восемь Антидот мог отличить, когда Девятнадцать Тесло обращает внимание, потому что ей интересно, а не потому что обязана. Она вела себя так, что весь воздух вышел из помещения, даже такого большого, как это. Ее пальцы постукивали по подлокотнику трона – один, два, три, четыре, пять, – а потом снова замирали.

– Постер с изуродованным боевым флагом? – спросила она.

Икспланатль оторвала взгляд от руки императора, перевела на ее лицо. Кивнула.

– Постер был приклеен к ее лицу тем же клеем, которым их приклеивали к стенам.

– После смерти.

– Да, Ваше Великолепие. Кто-то прилепил этот постер к трупу. До прибытия следователей.

– И нет визуальных записей этого таинственного осквернителя лиц трупов?

– Огонь уничтожил ближайший городской глаз, и…

Девятнадцать Тесло махнула рукой, прерывая ее.

– Отправляйтесь с этим в судебное ведомство. Что касается трупа, все дальнейшие действия должны проводиться на их территории, – сказала она. – К тому времени, когда вы туда прибудете, министр юстиции будет ждать вас. Скажите Восемь Петле то, что сейчас сказали мне. Тейкскалаан глубоко ценит вашу озабоченность и экспертизу.

Удаление этих людей от лучезарного солнцетрона копий было похоже на попытку космического корабля сойти с орбиты – для этого требовалось усилие. Восемь Антидот никогда не чувствовал подобной силы тяготения. Вероятно, это объяснялось тем, что он принадлежал этому месту, а они – нет.

– Восемь Антидот, можешь выйти из тени, – сказала император, и Восемь Антидот вздохнул.