− Так ты гореть будешь намного ярче, и к твоему кислотному прибавятся ярко-красные тона! Ты ведь любишь красный, верно? — с хитрой улыбкой произнесла Юля, подтягивая поближе щепки сухого разломанного поддона с тонкими деревянными перепонками, заменяя ими емкость с водой под нависающим над ней чудищем. — А это мы пока уберем, ты ведь не против, правда?
Ее на удивление уверенный голос придавал ей сил, бодрил, как крепкий кофе. Наверное, впервые в жизни она именно сейчас чувствовала себя хозяином ситуации. Больше, чем когда-либо.
Ножом отрезала донышко у пластиковой бутылки и стала отмерять подготовленный глицерин и марганец для смешивания. В подвале достаточно сыро, воздух влажный, потому, по ее подсчетам, времени на все про все у нее будет чуть больше минуты, прежде чем все здесь начнет пылать ярким пламенем. Она разрезала тряпки на более мелкие части, вырвала с десяток листов из журнала, смяла их, и сложила все около импровизированного столика-алтаря.
− Давай прощаться. Ничего не скажешь? Или ты говорить по-нашенски не обучен? Урод чертов!
С этими словами она вылила глицерин на дно бутылки, засыпала сверху марганцем в нужном соотношении, накрыла все мятой бумагой, тряпками и несколькими сначала мелкими, а следом и более толстыми дощечками. Дальше торопясь отвинтила крышку с бутылки «уайт-спирита» и обильно облила им все, к чему смогла дотянуться, учитывая стены, пол и оставшиеся более ненужные предметы на куче рядом с ведром.
− Вот и все, делов-то, ну? А ты что же, так ничего и не скажешь мне на дорожку? Даже не ужалишь своими криками в голову? — ехидничала девушка. — А я скажу: гори в аду!
Юля, еще раз все осмотрев и убедившись, что ничего не забыла, не стала дожидаться реакции своей работы с химикатами, и вышла из подвала.
− Она здесь! — прогремел мужской голос откуда-то сверху по лестнице. — К подвалу, лови ее.
Сердце резким ударом в грудь изнутри, казалось, на этот раз все же пробило ребра, и девушка оцепенела: «что же делать?»
− Вот она, держи, хватай ее, − кричал один из увидевших ее мужчин, спустившихся на несколько ступеней к ней навстречу.
Сковывающий страх отступил в тот же миг, когда руки санитаров коснулись ее тела.
− Ты ничего уже не изменишь! — прокричала она в лицо мужчине, обращаясь к нему не как к работнику лечебницы, а непосредственно к самому Ошемире. — Ты проиграл, так прими свое поражение достойно!
Лицо одного из схвативших ее приобрело абсолютно беспристрастное выражение, полностью лишенное любых эмоций.
− Как бы не так. Ты кое-что забыла. Тебе так не кажется?
Эти слова заставили ее вновь похолодеть, перебирая в голове все свои недавние действия и то, где она могла просчитаться.
− Не понимаешь? — продолжал он. − Хм… Тогда я подскажу тебе: ты не способна причинить мне вред. Никто из вас, мелких людишек, не способен этого сделать. Вы все в моей власти. Я! Я ваш хозяин, я ваше рождение и ваше забвение! А вы все являетесь моей собственностью, прими это наконец и тебе больше не придется мучиться. Доктор совершил ошибку, и он за это поплатится. Так же, как и ты.
− Пошел к черту! — кричала Юля, но в мыслях зарождался страх. Подвал уже должен был полыхать, но даже запаха дыма не ощущалось. Ничего.
Пока они тащили ее по лестнице и уже входили в длинный коридор, располагающийся на втором этаже, Юля пыталась понять, что сделала не так и в чем ошиблась, совсем потеряв контроль над ситуацией и будучи не в силах противостоять двум крепко сложенным мужчинам в белых халатах. Физически для нее это было невозможно.
Мысли унесли ее глубоко в себя, но произошедшее несколькими секундами позднее выдернуло ее из собственного тумана в голове, возвращая в реальность.
Быстрое неуловимое движение и глухой удар, от которого санитар в одночасье с разлетающимися в стороны обломками стула падает на пол. Из кармана его халата выпадает пачка «Честерфилда» и «Крикет».