Даже самые приметные птицы там (глупыши, они же тупики, они же пафины) – совершенно особые: у них лапки пингвиньи, а головы – попугайные.
И – множество вулканов. До поры безмолвных, кратеры их торчат, как большие каменные чаши – эдакие лопнувшие пузыри Земли. Заполненные голубой водой. А вот один из них недавно извергался. Сейчас я выпишу по буквам его название, прочитать которое вслух, по-моему, невозможно: Эйяфьятлайокудль. (Впрочем, после того как в Южной Америке, то ли в Перу, то ли в Чили, обнаружился вулкан Хуйнапутина – испанское Huaynaputina, – я уже не удивляюсь никаким названиям.) Исландский вулкан, кстати, извергался так могуче и обильно, что на время парализовал множество европейских аэропортов. Еще горячие озера есть по всей стране, они и для купания пригодны (а точней – доступны, ибо все-таки не кипяток).
Это север Атлантического океана, и почти все время дует острый и холодный ветер, и со страшной скоростью меняется погода. Утешительная есть в Исландии народная пословица: «Если вам не нравится погода, подождите пять минут, и станет еще хуже». Только тысячам туристов эти неприятности – до лампочки, ибо такой повсеместной красоты они нигде не видели и не увидят. Я не фанат роскошества природного, но тут я непрерывно (то вполголоса, то громче) изрекал слова, запрещенные ныне волею Российской Государственной Думы. Со мной такое бывает только в музеях, когда я вижу холсты любимых художников.
Но тут, конечно, автору приличному необходимо вкратце изложить историю Исландии и те причины, по которым удивительна ее природа. Поступлю подобным образом и я.
Исландия находится на стыке двух земных платформ, несущих наши континенты – европейской и американской. Она плавает над этим разломом, отсюда и гейзеры, и вулканы, и землетрясения. Открыл ее в десятом веке викинг Флоки Ворон, он и назвал ее Ледяной землей. Чуть раньше викинги стали править в Киеве (Аскольд и Дир) и в Новгороде Великом (князь Рюрик).
Вообще, викинги – тема неисчерпаемая до сих пор в Исландии и Скандинавии. Музеи, посвященные их жизни и подвигам, легко найти повсюду. Мне в Дании одна женщина с пренебрежительной усмешкой сказала: «Как только найдут скелет или лодку, тут же открывают музей викингов». Однако эта смесь пиратов и сухопутных грабителей, купцов и завоевателей в самом деле вызывает восхищение: они ведь черт-те куда добирались на своих утлых суденышках, аж до Северной Африки. Много раз осаждали и захватывали крупные европейские города. Грабили они и Гамбург, и Париж, Харальд Синезубый стал королем Дании, а Свен Синебородый завоевал Англию.
Кстати, ведь и до Америки задолго до Колумба доплыл викинг Лейф Эрикссон Счастливый. Тут бы хорошо блеснуть цитатами из исландских саг, но я их, честно сказать, не смог осилить (хотя раза три пытался). С радостью поэтому прочел я где-то, что они сочинены и записаны много позже эпохи викингов и потому не очень достоверны. Мне гораздо больше по душе другие герои того времени – поэты, скальды. Их было очень много, особенно учитывая крохотное население острова. Этих поэтов даже приглашали на гастроли во дворцы и замки Европы. Как они туда добирались, бедные мои коллеги? А на каком языке пели? Может быть, это знают историки, но только вряд ли.
Ну, а теперь пора, пора уже признаться, что все написанное выше – только вступление, прелюдия к тому главному, что было в этом путешествии.
В Рейкьявике (самой, кстати, северной из европейских столиц) существует музей, названный сугубо научно: фаллологический. То есть на самом деле это единственный в мире музей хуев. Не вздрагивайте, достопочтенный читатель, это типичный естественно-научный музей, только его единственный объект – члены земных тварей мужского рода. И это жутко интересно.
Вы когда-нибудь видели член слона? А фаллос кенгуру? А пенис белого медведя? А я видел. Правда, член кита представлен только одной третью – с меня высотой, а я выше среднего роста. Но у кита этот орган – пятиметровый, и никак не мог в данной экспозиции поместиться. Вроде бы там представлены только млекопитающие, но зато в каком количестве!
Дельфины разных видов, тюлени, кабаны, олени, лошади, росомахи и волки, павиан и медведь пещерный. Около трехсот экспонатов, бережно хранящихся в огромных стеклянных банках, залитых формалином и спиртом. Ну, кроме тех, что выставлены могут быть в засушенном виде – те висят по стенам, как оленьи рога – у охотников и собирателей. И один человеческий экспонат уже есть в музее – жалкое зрелище. О владельце этого достоинства я расскажу чуть позже, потому что тут одну историю никак нельзя не вставить.
Петр Первый из своих европейских странствий привез себе в качестве гайдука (телохранителя, проще говоря) француза по имени Николя Буржуа. Силач, ростом еще выше царя (а в Петре было более двух метров), он обладал огромным мужским достоинством (не в психологическом смысле, а по нашей теме). Тайная идея Петра состояла в том, чтобы вывести особо крупную породу россиян, для чего и предназначался этот гигант француз. Но из затеи царской ничего не вышло, ибо красавец Буржуа был сифилитиком, в чем признался только после приезда в Россию. От этого печального заболевания он вскоре и умер. А чтобы все-таки была от него польза для державы, царь повелел выставить его скелет в Кунсткамере и там же сохранить в спирту его огромный член.
А далее – рассказ человека, работавшего там экскурсоводом в поздние советские времена. Очень многие партийные дамы (в том числе – жены работников Центрального Комитета), приезжая в Ленинград, с интересом посещали Кунсткамеру. Конечно же, они просились и в специальное отделение музея, недоступное для рядовых посетителей. Там хранились всякие экспонаты, неприличные с партийной точки зрения (табуретки из моржовых хуев, к примеру – у моржей ведь этот орган – кость, как известно). И всякими намеками с ужимками они стеснительно просили показать им самый легендарный экспонат – член француза Буржуа. И тут экскурсовод, воздав должное осведомленности и любознательности дам, указывал на банку, в которой содержалось нечто сморщенное, мизерное и омерзительно убогое. А в ответ на явную разочарованность он разъяснял, что, когда в семнадцатом году произошла Октябрьская революция, матросы, ворвавшиеся в Кунсткамеру, выпили весь спирт, в котором содержался этот экспонат, и он усох, так что ничего уже нельзя поделать. «И нет у меня слов, чтоб описать нескрываемое огорчение этих партийных дам», – заканчивал экскурсовод свою печальную музейную историю.
Но вернемся в Исландию, чтобы воздать честь и память основателю фаллологического музея. Школьный преподаватель испанского и истории Сигурдур Хьяртарсон получил некогда в подарок плетку из засушенного бычьего хера – отсюда, очевидно, и возникла у него идея необычного коллекционерства.
А ведь собирание любой коллекции – это не занятие, а диагноз («все члены в гости будут к нам»). И число экспонатов будущего музея (эта мысль пришла к нему не сразу) стали пополнять охотники и рыболовы. Сперва исландские, а после всего света. И притом бесплатно – из высокой солидарности с идеей. Ну а бывший учитель, в свою очередь, собственноручно консервировал гениталии животных.
Заплатил он лишь однажды – за метровый слоновий хер, и видит Бог, покупка того стоила. Сейчас этот причиндал, укрепленный на стене, висит настолько гордо, что владелец музея и фотографировался, положа на него руку. Я б такой и у себя в доме повесил, но жена, конечно, не позволит. Хотя моржовый у меня в комнате висит, и куда внушительнее он, чем тот, что под стеклом в Исландии.
Когда же Хьяртарсон учредил музей (и городские власти помогли ему деньгами), то принялась его коллекция расти еще быстрее. Не было в ней только предмета мужской гордыни. Правда, уже находились там в стеклянной загородке гипсовые отливки пятнадцати разнокалиберных мужских членов – это сборная Исландии по гандболу так отметила свою серебряную медаль на каких-то мировых соревнованиях.
Но как-то встретил Сигурдур своего старинного знакомого, и Пол Арансон, известный бабник и хвастун, рассказал другу, что женщин в его жизни было – около трехсот. Когда-то (а к моменту разговора Полу уже было девяносто с небольшим) он возил экскурсии по всей стране, и было множество туристок, желавших получить от путешествия наиболее полное впечатление. «Войдешь в историю», – сказал Полу азартный Сигурдур, и Пол Арансон оставил соответствующее завещание. А в девяносто пять скончался. Только что-то там неправильно сделали с консервацией ценного экспоната, потому и вышло, повторяю, жалкое и несимпатичное зрелище.
Однако уже хранятся в музее копии четырех завещаний из разных стран, так что пополнится коллекция в каком-то недалеком будущем, хотя дай Бог здоровья этим благородным (и тщеславным) завещателям.
А еще там есть сосуды, заполненные формалином, но больше ничего там нет. Это пенисы водяного, который невидим, эльфов и даже тролля. Существа они мифические, так что кинуть в банку нечего, а посмотреть – интересно. Или я не разглядел чего-то? И такое вероятно.