Он замолчал, заметив, как жрец все больше сжимается с каждым словом. В какой-то момент он будто и вправду уменьшился. Эсфирия в который раз кольнули дурные предчувствия.
— Что? — спросил он, срываясь на крик. — В чем дело? Не молчи!
— Совет наложил запрет на эти траты, — произнес жрец. Видя непонимание на лице Мудрейшего, он уточнил. — Это произошло, когда у вас родился наследник…
Его слова прервал звук разбившегося о стену графина. Дорогой настой из сотни трав разлился, пачкая еще более дорогие шкуры редких зверей.
Эсфирий был в ярости. Нет, не на жреца, знавшего об этом, но в свое время утаившего информацию. Он был зол на себя, что упустил событие из-за непростительной слабости. За то, что дал слишком много власти посторонним там, где надо было все контролировать самому.
Эсфирий хотел было поинтересоваться, куда же направили ресурсы, но одернул себя. На что-то нужное или просто разворовали, сейчас это уже не имело значения.
«Потом, — подумал он. — Все потом».
Сейчас его мир стоял на пороге ужасающего испытания. Если он переживет его, то еще убедится, что все виновные умрут нелегкой смертью. Но это все будет нескоро. Сейчас надо было направить работу разума на самое важное.
«Что мы можем сделать?» — задался он вопросом, но к своей досаде вспомнил, что знает слишком мало о Хаосе.
Эсфирий вздохнул, собираясь с силами. В его роду было суеверие, что у каждого правителя свое великое испытание. Кто же знал, что ему выпадет нечто воистину ужасающее? Станет ли оно последним для династии?
Цивилизация Эль’т погружалась в тень, где прятались щупальца Хаоса.
Игнат ощущал себя, будто атлант, что держит небо. Только вот он титаном не был. Да и ноша, по его мнению, была тяжелее. Первостихия давила безумной мощью, заставляя человека сдавать позиции. Еще чуть-чуть, и он вновь проиграл. Хаос выплеснулся из источника, готовый расправиться со слишком слабым хозяином…
Игнат пришел в себя, лежащий на грязном бетонном полу. Мало того, что он насквозь пропотел, так его еще и вырвало желчью с кровью.
— С-с-сука! — не выдержав эмоций, произнес Игнат.
Он уже не помнил, какая по счету была попытка. Он не знал, какое сейчас время суток, да и вообще, сколько дней прошло с первой попытки. Все, что помнил разум — это бесконечная борьба с первостихией. И бесконечная череда поражений.
Это было неизмеримо сложнее, чем его первый опыт с Хаосом. Только теперь Игнат понял, насколько слабой и податливой тогда была энергия. Сейчас она, будто лютый зверь, выросла и больше не собиралась поддаваться.
Раз за разом он пытался, но проигрывал. Раз за разом сила, к которой он привык и считал своим верным оружием, отказывала хозяину в подчинении.
Череда попыток слилась в бесконечные мучения. Когда Пастырь давал ему перерыв, Игнат ел ожидающий его холодный обед и проваливался в забытье сна, чтобы вновь быть разбуженным приходом учителя.
От осознания очередного провала разум сковало отчаяние и злоба. Захотелось обвинить кого-нибудь в неудачах. Переполняемый яростью Игнат повернулся к Пастырю, но тут же остыл. Полное спокойствие этого существа подействовало, словно ведро холодной воды. Запихав эмоции куда подальше, мужчина сел, не замечая холода.