– Борзая ты больно, нарвешься.

Только сейчас я рассмотрела шрам над губой, из-за которого и казалось, что он постоянно усмехается. А значит, он вовсе не шутил. Я сдала назад.

– Я даже имени твоего не знаю.

– Костя меня зовут.

Я кивнула на книжку.

– Так это ты Костенька?

– Для кого-то Костенька, а для тебя Кощей.

– Дом – твой?

Он повел широкими плечами.

– Дедов.

– А где дед?

– Там же, где и твой. Он, кстати, надзирателем в Кунеевлаге работал. От звонка до звонка. Так что, выходит, Снегурка, мой дед твоего и сторожил.

– Мой не из лагерных.

– Все так говорят. Ладно, ты как хочешь, а я спать. Мне с утра в город. Это ты у нас в отпуске по собственному.

Он ушел наверх, а я осталась сидеть на раскладушке, сжимая в руках подушку и думая о деде. Бабушка бы не стала врать. Мама стала, но только не бабушка. А бабушки больше нет. Может, и правда уехать? Без документов? Признать, что у какого-то ошалелого урода больше прав на город, чем у меня?

С этими невеселыми мыслями я задремала – и очнулась, услышав шаги поблизости. Открыла глаза, увидела над собой Костю – и подскочила на раскладушке, натянув одеяло по самый подбородок.

– Ты чего?

– Ничего.

– Полезешь – кочергой стукну, так и знай.

Грозила скорее от безнадеги: никаких иллюзий относительно исхода нашей схватки я не питала. Этот не Бес, скрутит меня, и никакая танцевальная сноровка не поможет.