– А до этого я была говорящим пятном?

– Типа того. У меня –8, представляешь.

– Ого. Ладно. – Я кивнула на свой блок. – Я к себе, а ты больше не ломайся.

– Хорошо. Меня Никита, кстати, зовут.

Ты протянул мне руку, как никогда не делали парни в моем городе, и пожал осторожно, будто боялся сломать.

Я зашла в свою комнату, увидела желтые обои, выкрашенные в несколько слоев, занозистый паркет, пыльные синие тряпки на окнах, кровати, которые больше похожи на боковушки в плацкарте, и сразу подумала, что мне придется найти себе неважно какой серьезности москвича, лишь бы отсюда свалить.

Лиза с мамой пошли закупаться продуктами, звали и меня с собой, но я умаялась и легла отдохнуть. Уснула, а разбудил меня твой голос над ухом – вернее, через стенку, но звучал он именно так. Потом Лиза вернулась, а ее мама уехала домой. Добираться на машине до их города часа два, так что Лизка постоянно сваливала на выходные. Ночью же мы проснулись оттого, что плывем и вещи наши плывут, а в дверь барабанят: девочки, потоп! Нам велели ждать сантехника, но и самим вычерпывать воду, а у нас одно ведерко Лизино да корзина мусорная – плотная, но пропускает. Пришел дежурный сантехник; конечно же, в стельку. Сказал, что сосудысощаются, так что лить в нашу раковину нельзя, и я забарабанила в твою дверь, а ты выполз в трусах с Человеком-пауком и пустил в свой блок, нашел у себя в ванной тазик и стал нам помогать, а потом пришла тетка с этажа и велела писать объяснительную, по какой такой причине мы затопили себя и десять этажей под нами, но через две минуты выдала – хорошо, что мы первокурсники, не скандальные и вообще девочки. И всю ночь мы вычерпывали воду, а к пяти утра из дома приехал уже трезвый сантехник и смог перекрыть стояк. И еще три дня мы ходили в твой блок в туалет, мыться, набирать воду. Оставались у тебя на чай – Лиза не засиживалась допоздна, а я еще как, ведь ты козерог, как и я, только я ранний, почти стрелец, огненный, а ты уже зрелый, земной, и вообще я так решила, что у нас много общего, даже родители твои когда-то жили в моем городе – и очень правильно сделали, что свалили, ведь ты совсем не походил на парней из моего города: не пил пиво, не покупал вонючую рыбу, не матерился и даже Алешу одергивал при мне, ведь ты, Алеша, не очень-то стесняешься в выражениях, ты вообще мало в чем стесняешься, должна заметить, а я так и не поняла, нравится мне это или нет.

На тебя я наткнулась в коридоре вашего блока, когда выходила из душа в халате и с полотенцем на башке. Ты дергал то ключ, то ручку в комнату, но дверь не поддавалась, а ты как будто этого не замечал и ломился, пока я не сказала, что Никита в наушниках не слышит, а я ему напишу. Ты сразу решил, что я девушка Никиты, но это не мешало тебе на меня смотреть так, как смотрели в моем городе мужики, сначала только на маму, а потом еще и на меня, а мне от этих взглядов всегда хотелось прятать себя и прятать маму, хотя ей это внимание только в кайф, и из-за нее мне какой-то внутренней мамой это тоже нравилось, и она мне всё подыскивала парня из этих душных сыновей подружек и повторяла, что ничего страшного, если в подоле принесу – поднимем, ее же мать в одиночку подняла и вон Даша, одноклассница моя, аттестат с животом получала в придачу, вот только мне эти мамины сценарии румынского арт-хауса как-то совсем не улыбались.

И я так же приходила пить чай уже к вам обоим, ведь тебе, Алеша, мама закатала с собой банок двадцать, и мы только их и ели первую неделю, еще шутили, что кормишь голодающее Поволжье, а потом мы купили холодильник на два блока и поставили у вас. Вы не запирали двери, так что я заглядывала, когда дома был только ты, Никита, или только ты, Алеша, но чаще всего я заходила, когда вы были оба, ведь так становилось понятно каждому из вас, что второму я нравлюсь ничуть не меньше, и это, конечно, шло несколько вразрез с моими и немножко мамиными планами найти москвича, но и общага уже не казалось такой уж противной, особенно когда нам все-таки включили воду и переложили разбухший паркет. И я видела, что стоит мне зайти к вам в комнату без всякого стука, как вы оба начинаете суетиться, хоть и по-разному, и ты, Никита, пытался быть заботливым: наливал чай, выкладывал варенье, расспрашивал об учебе. А ты, Алеша, хоть и напрягался, но изображал крутого парня, которому всё равно, только подстебывал меня и Никиту, крутил постоянно кубик Рубика и время от времени даже не делал, а так, едва ронял какие-то недокомплименты, но я всегда их запоминала, и запомнила, как ты сказал, что Луна – не попса, нормальная музыка и девушка красивая, а я на нее похожа. А ты, Никита, как всегда, прикопался и провел целый ресёч: отслушал все альбомы, отсмотрел клипы и заявил, что ностальгировать по 90-м и эстетизировать абьюзивные отношения в конце 10-х это моветон, и вообще, как-то у нее всё неглубокомысленно, а я обиделась, потому что решила, что ты это про меня, но, как показала жизнь, ты был прав, и не очень-то я про глубокомыслие оказалась.

Лизка говорила, что вы оба ничего, конечно, но она бы выбрала тебя, Алеша, потому что есть в тебе это, а вот ты, Никита, чуток блаженный (вы вообще на своем философском поехавшем по-человечески разговариваете?). Мы еще обсуждали, что у мужиков есть комплекс Мадонны и Блудницы, а у женщин тогда должен быть какой-то свой, к примеру, Адама и Иисуса, но так и до Майами дошутиться можно, пусть уж будет синдром Есипенко-Буянова, хотя это вообще на болезнь похоже. Но вы и правда совсем разные: в тебе, Никита, есть класс, порода – не люблю это слово, собачье такое, но если про собак, то ты, скажем, далматинец, как будто в костюмчике сразу родился, а вот на тебе, Алеша, костюм как седло, потому что ты такой, знаешь, двортерьер лохматый, но не из тех, кто с поджатым хвостом по мусоркам шарится, а из тех, кто в знойный день на нашем Итальянском пляже залезает в цветущую Волгу, выходит и отряхивается, так что зеленые брызги во все стороны летят, оглядывает отдыхающих, находит жертву и забирает из рук всё, что захочет, а тебе и не жалко совсем. И если породу покупают для понта, то дворового из приюта берут для себя, пусть он и будет удирать с каждой прогулки.

Но всё это треп, и выбирать я не собиралась, потому что мне просто нравилось нравиться, нравиться так, слегка, чтобы за меня были готовы немножечко пострадать: отдать свою еду, вешать полки, таскать из библиотеки книжки, ходить в аптеку за таблетками от головы. И не так уж нравилось нравиться, когда готовы страдать всерьез.

На восемнадцать вы сделали мне типа общий подарок – подписку на спотифай и билеты на концерт Луны, но я сразу поняла, кто что выбирал, потому что ты, Никита задрал повторять, что пиратство – цивилизационный атавизм. Это всё твоя сестра с диссером по авторскому праву мозг прокопипастила, вот ты и нам с Алешей не давал покоя, так что даже сериалы мы смотрели только по твоим подпискам. Мы потусили двумя комнатами и девчонками из моей группы, а в одиннадцать надо было расходиться, так что мы все вместе пошли на проходную, чтобы выпустить гостей из общаги и забрать свои пропуска, а потом ты, Алеша, остался на выходе болтать с моей старостой Аней, а мы с тобой, Никита, вернулись, и мы ехали в лифте, и стояли рядом, и ты как будто случайно прикоснулся к моей руке едва-едва, и лифт тащился наверх еле-еле, и сердце стучало часто-часто, а потом мы приехали, и ты просто ушел к себе, а я еще полночи не могла уснуть и думала, что надо позвать тебя с собой на этот концерт, хотя ты даже за руку меня не взял.

Но потом случился Новый год. Я, Лиза и Алеша остались в общаге, а ты уехал домой.

Когда мы с Лизкой собирались, пришла Таня за феном и сказала, что у нее на тебя, Алеша, планы, а меня так и цепануло, поэтому я сняла майку и осталась в пиджаке на голое тело, ну не совсем на голое – на кружевной бралетт, а потом еще взяла у Лизки глиттер и нарисовала им дорожку от шеи до самого выреза. У нас собралась большая компания первокуров, и было вино из коробки с краником, и был коньяк, и был ром, и я сказала, что размешивать хороший ром колой за тридцать рублей – это преступление, поэтому размешала ром коньяком за триста, и все всё мешали, ведь мы же в первый раз остались без всякого присмотра, только ты, Алеша, ничего не мешал и пил чистый сок из-за своего гайморита. А потом я позвонила маме в одиннадцать, чтобы поздравить, и оказалось, что тетя Лида заболела, поэтому мама не пошла к ней в гости и осталась на Новый год одна, а я сидела в коридоре на полу и кусала губы, чтобы не плакать, потому что выходило так, что я маму бросила, раз уехала, и бросила, раз не приехала. Ты нашел меня, спросил, что случилось, я рассказала, а ты сел рядом со мной, обнял и сказал, что маму жалко, конечно, но я-то ни в чем не виновата, и вообще скоро каникулы, отпразднуем с ней китайский Новый год (напророчил, блин!). А потом мы уже все вместе в комнате пробовали… всякое, и кажется, ты говорил, что мне уже хватит, но я только отмахивалась, а потом вдруг темнота – и я ничего не помню, но проснулась я днем 1 января мокрая, как крыса, в пиджаке и под кучей одеял, а Лиза сказала, что я, конечно, вчера же-е-есть, но волноваться не надо, потому что Алеша почти сразу меня увел. Сказала и сама ушла курить на улицу, а я выхлебала бутылку воды, которая у кровати стояла, и пошла в ванную, а там дверь выбита и бралетт мой на полотенцесушителе совсем поблядушно висит, вот мне и похерело резко, но тут пришел ты и всё объяснил. Что мне стало плохо, что я полезла в душ в одежде, но, видимо, все-таки в процессе начала раздеваться, а потом долго не выходила и не отвечала, а вода всё лилась и лилась, поэтому пришлось выбить дверь в ванную, чтобы меня вытащить и уложить уже наконец. А еще у тебя была замотана рука, и я спрашивала, что это, а ты сначала не отвечал, а потом раскололся, что ночью снова была авария, отрубили горячую воду, так что, когда ты меня вытащил из ванной, озноб уже бил до судорог и у меня сводило челюсти, а ты запаниковал, испугался, что прокушу себе язык, и вместо того, чтобы засунуть мне в рот тряпку, книжку, тетрадку – да что угодно, блин! – ты просунул свою ладонь, и, конечно, я тебя укусила.

Я не знала, как спросить, но ты сам сказал, что грел меня через одеяло и вообще-то ты не мудак какой-то. А потом при мне Паша спросил, что у тебя с рукой. Покусала собака, сказал ты. Сука, засмеялся он. А ты бросился.

И когда ты, Никита, вернулся, то сразу понял, что всё поменялось. И уже после сессии мы опять смотрели Гарри Поттера, потому что ты, Алеша, почему-то отказался продолжать с Твин Пиксом после второго сезона, и я сидела на кровати между вами, а ты сначала потянулся, а потом опустил руку позади меня, как будто обнял – не меня, а подушку, но выходило так, что обнял как будто бы меня, а я села очень прямо, а ты очень прямо посмотрел мне в глаза, и я встала типа чай сделать, а потом села на пол, типа спина у меня устала, а ты, Алеша, встал и вышел, и дверью еще так тюкнул основательно, ты вообще парень основательный и с дверями не церемонишься, как я поняла, и вот мы остались с тобой, Никита, но ты только поморщился и ни о чем не спросил, хотя мог бы, я бы всё рассказала, честно, ведь рассказали же мы с тобой Алеше, как выгребали воду мусорной корзиной, ведь это была наша с тобой шутка, так почему же не могло стать шуткой, что пьяная я прокусила Алеше руку?

И мне вот совсем не понравилось, что у нас какой-то кривой фрилав начинается, так что я пыталась откатить всё взад, когда уехала домой после сессии и переписывалась с тобой, Никита, и не отвечала тебе, Алеша, но начался семестр – и я вернулась, а ты, Алеша, видимо, решил меня наказать и ушел в игнор: не пускал меня в комнату, выходил, когда я была в гостях, а ты, Никита, конечно, всё замечал и пытался сгладить, как ты это умеешь, но атмосфера повисла какая-то нездоровая, и я начала доставать и тебя тоже, спрашивала про Алешу, а ты сначала не отвечал, а потом как-то раз сказал, что ты в этих делах не помощник, и нечего из тебя конфидента делать, так что мне потом опять гуглить пришлось.

Но ты, Алеша, всё еще смотрел мои сторис, так что я пилила в инсту фотки, песни из спотифая со смыслом и даже выложила черно-белое селфи в пиджаке на тот самый новогодний бралетт, а подписала строчкой из Луны, чтоб уж пальнуть так пальнуть:

Ты всё равно ничего не написал и лайк не поставил, хотя других лайкал, я проверяла, так что я обозлилась и на себя, и на тебя, удалила эту фотку и заблочила тебя везде, но хватило меня ненадолго, конечно, потому что 14 февраля Таня выложила сторис с двумя билетами на Гая Ричи и отметила тебя, а у меня аж телефон из рук выскочил. Я еще вспомнила, что ты говорил, как собираешься пойти, а Никита сказал, что вся эта пацанская эстетика Ричи устарела еще в нулевых и он не понимает, для кого вообще такое снимают.

Вот я и не выдержала. Поймала тебя вечером в коридоре, позвала к себе в комнату, потому что Лизка уже свалила на выходные, и прессанула как следует, а ты так очень спокойно сказал, что кастинг в мою френдзону открыт, только ты туда не записывался, и кубик Рубика этот свой лениво накручивал, и я поняла, что ты это всерьез, так что спросила, а куда ты готов записаться, а ты сказал, что уже никуда и тебе это всё неинтересно, а я спросила почему, а ты сказал, что мне нужно, чтобы за мной бегали, а тебе нужно, чтобы от тебя не убегали, вот такой у нас конфликт интересов случился, и тогда я спросила, а что, если я не буду убегать, а ты меня вдруг притянул к себе и поцеловал, основательно так, с языком, и сразу стало понятно: отступать некуда – позади френдзона, да и не очень-то хотелось, а потом, честно говоря, всё было совсем не так, как говорят и показывают, а стыдно, тупо и больно, но когда мы включили лампу на столе, ты считал мои родинки, их оказалось целых 126, и я сказала, что боюсь меланомы и что волосы выпадут, а ты сказал, что я без волос только красивее буду, глазищи одни, и я предложила обриться наголо вместе, а ты сказал, что всё равно через неделю обрастешь, потому что весь в деда, и замолчал вдруг, и знаешь, Алеша, ты часто так затыкаешься, и ничем тебя не пробить, вот прям как с той фоткой в инсте, но зато ты потом добавил, что будешь со мной, даже если я облысею и заболею раком, то есть порядок был другой, но смысл тот же, и ты так серьезно это сказал, что я даже не стала тебя поправлять, а потом уже мне не то что прям понравилось, но хотя бы не больно было, да и мама как-то сказала, что мужик – тот же велосипед: сначала падаешь, зато потом катаешься в свое удовольствие.