– Я не знаком с человеком, которым ты, кажется, меня считаешь, – сказал я. – Ты же выдумала чудовище, ты, ты…

– Чокнутая сука, – подсказала Эмили.

– Чокнутая сука, – повторил я. – Твои собственные слова.

Стефани беззвучно ахнула.

– Чокнутые суки, – сказала она. – Ты слышала? Это он про нас. Чокнутые суки.

Мы с Эмили повернулись к ней, оба думая: заткнись. Вот как все обернулось. Я словно смотрел на нас троих с изрядной высоты. Каким маленьким и жалким я выглядел, мечтая о прощении, отчаянно ища знаки того, что Эмили все-таки на моей стороне (мы оба хотим, чтобы Стефани заткнулась!), но жуткая правда сводилась к следующему: Эмили обвиняла меня в том, что могло привести меня в тюрьму.

– Расскажешь об этом коронеру, – сказала Эмили. – Спроси, насколько точно техники могут установить время смерти. Спроси, могут ли они абсолютно точно сказать, что тебя не было в домике на озере, когда Эвелин покончила с собой.

Я знал, что она говорит бессмыслицу, что все это нелогично, что я могу доказать свою невиновность. Но я потерял способность соображать.

– Это ложь. Все это ложь.

– Ты сам лжец, – сказала Эмили. – И я не хочу, чтобы наш сын рос рядом с таким лжецом, как ты. Ты говорил, что это наш общий план. Но нет, нет.

– Шон, врач предупреждал тебя, что снотворное может сделать тебя психотиком, – подала голос Стефани. – Ты мог сделать что-то – и потом не вспомнить. Мог избить кого-нибудь до смерти и понятия не иметь об этом…

Эмили взглянула на Стефани, как смотрит учитель на туповатого ученика, который неожиданно сказал что-то умное. Стефани, должно быть, выступила с репликой о снотворном по собственной инициативе. При необходимости я смог бы доказать, что врач прописал мне таблетки лишь спустя некоторое время после исчезновения Эмили. Неужели мне действительно придется это доказывать?

– Мне нужен Ники, – сказала Эмили. – Сию минуту. Надо выразиться яснее?

Меня передернуло от омерзения при виде сияющей улыбки, которую Стефани адресовала моей отважной жене.

Эмили объяснила, зачем вернулась, очень спокойно и хладнокровно. Она намеревалась забрать Ники. Стефани собиралась помочь ей. Обе были настроены решительно. Историю Эмили сочтут правдоподобной. У Эмили была свидетельница. Я избивал Эмили. Я затравил ее сестру до смерти. Я заставил Эмили бесследно исчезнуть, инсценировать собственную смерть. Я собирался обмануть страховую компанию и заставил свою запуганную, забитую жену участвовать в моем плане.

Две женщины заключили союз против тебя – классическая мужская фантазия-ужастик, но я никогда не считал, что у меня могут быть такие фантазии. Я люблю женщин. Я никогда не боялся их – до сего момента. Но сейчас передо мной разворачивалась не фантазия. Передо мной была реальность. Эти женщины сделают все, чтобы разлучить меня с сыном. Они будут лгать. Они будут лжесвидетельствовать. Один бог знает, что они будут делать.

– Я говорю абсолютную правду о том, что ты проделывал у меня на глазах, – объявила Стефани.

И к своему ужасу я понял: она верит в то, что говорит. Понятия не имею, как она себя убедила, но – убедила. Мы рассчитали неверно с самого начала, вручив нашу судьбу в руки женщине, у которой нет мыслей – одни только чувства.

– Этот номер у тебя не пройдет, – сказал я. – Я найму адвоката. Страховая компания уже ведет расследование, и на этот раз я скажу всю правду, невзирая на последствия…

Я блефовал, но что с того? Мне почти хотелось, чтобы мистер Прейджер прямо сейчас позвонил в дверь. Он увидел бы нас втроем, уловил бы настроение и все понял бы. Вычислил бы правду. Разобрался бы в том, как обстоит дело, раз и навсегда. Он слишком умен, Стефани и моя жена не смогут одурачить его. Как бы мне помогло присутствие другого мужчины. Увидь Прейджер нас сейчас всех в одной комнате, его расследование двинулось бы вперед семимильными шагами!